Чума

всегда результат невежества, и любая добрая воля может причинить столько

же ущерба, что и злая, если только эта добрая воля недостаточно просве-

щена. Люди - они скорее хорошие, чем плохие, и, в сущности, не в этом

дело. Но они в той или иной степени пребывают в неведении, и это-то зо-

вется добродетелью или пороком, причем самым страшным пороком является

неведение, считающее, что ему все ведомо, и разрешающее себе посему уби-

вать. Душа убийцы слепа, и не существует ни подлинной доброты, ни самой

прекрасной любви без абсолютной ясности видения.

Вот почему, одобряя создание наших санитарных дружин, возникших по

почину Тарру, следует сохранять объективность. Вот почему рассказчик не

намерен выступать в роли чересчур красноречивого рапсода и воспевать

добрую волю и героизм, хотя вполне отдает им должное. Он и в дальнейшем

останется историком растерзанных и непримиримых сердец наших сограждан,

ибо такими нас сделала чума.

Не так уж велика заслуга тех, кто самоотверженно взялся за организа-

цию санитарных дружин, они твердо знали, что ничего иного сделать

нельзя, и, напротив, было бы непостижимым, если бы они не взялись. Эти

дружины помогли нашим согражданам глубже войти в чуму и отчасти убедили

их, что, раз болезнь уже здесь, нужно делать то, что нужно, для борьбы с

ней. Ибо чума, став долгом для нескольких людей, явила собою то, чем бы-

ла в действительности, а была она делом всех.

И это очень хорошо. Но ведь никому же не придет в голову хвалить учи-

теля, который учит, что дважды два - четыре. Возможно, его похвалят за

то, что он выбрал себе прекрасную профессию. Скажем так, весьма пох-

вально, что Тарру и прочие взялись доказать, что дважды два - четыре, а

не наоборот, но скажем также, что их добрая воля роднит их с тем учите-

лем, со всеми, у кого такое же сердце, как у вышеупомянутого учителя, и

что, к чести человека, таких много больше, чем полагают, по крайней мере

рассказчик в этом глубоко убежден. Правда, он понимает, какие могут вос-

последовать возражения, главное из них, что эти люди, мол, рисковали

жизнью. Но в истории всегда и неизбежно наступает такой час, когда того,

кто смеет сказать, что дважды два - четыре, карают смертью. Учитель это

прекрасно знает. И вопрос не в том, чтобы знать, какую кару или какую