- Да, - подтвердил Тарру, - понимаю. Но любые ваши победы всегда были и будут только преходящими, вот в чем дело. Риэ помрачнел. - Знаю, так всегда будет. Но это еще не довод, чтобы бросать борьбу. - Верно, не довод. Но представляю себе, что же в таком случае для вас эта чума. - Да, - сказал Риэ. - Нескончаемое поражение. Тарру с минуту пристально смотрел на доктора, потом поднялся и тяжело зашагал к двери. Риэ пошел за ним. Когда он догнал его, Тарру стоял, ус- тавившись себе под ноги, и вдруг спросил: - А кто вас научил всему этому, доктор? Ответ последовал незамедлительно: - Человеческое горе. Риэ открыл дверь кабинета, а в коридоре сказал Тарру, что тоже выйдет с ним, ему необходимо заглянуть в предместье к одному больному. Тарру предложил его проводить, и доктор согласился. В самом конце коридора им встретилась госпожа Риэ, и доктор представил ей гостя. - Познакомься, это мой друг, - сказал он. - Очень рада с вами познакомиться, - проговорила госпожа Риэ. Когда она отошла, Тарру оглянулся ей вслед. На площадке доктор тщетно попытался включить электричество. Лестничные марши были погружены во мрак. Доктор решил, что это действует новый приказ об экономии электроэ- нергии. Но впрочем, кто знает. С недавних пор все как-то разладилось и в городе, и в домах. Возможно, это был просто недосмотр привратников, а большинство наших сограждан сами уже ни о чем не заботились. Но доктор не успел додумать этой мысли, так как за спиной у него прозвучал голос Тарру: - Еще одно замечание, доктор, пусть даже оно покажется вам смешным: вы абсолютно правы. Риэ пожал плечами, хотя в темноте Тарру не мог видеть его жеста. - Откровенно говоря, я и сам не знаю. Но вы-то, вы знаете? - Ну-ну, - бесстрастно протянул Тарру, - я человек ученый. Риэ остановился, и шедший за ним следом Тарру споткнулся в темноте на ступеньке. Но удержался на ногах, схватив доктора за плечо. - Стало быть, по-вашему, вы все знаете о жизни? - спросил доктор. Из темноты донесся ответ, произнесенный все тем же спокойным тоном: - Да, знаю. Только выйдя на улицу, они сообразили, что уже поздно, очевидно, око- ло одиннадцати. Город был тихим, в нем все смолкло, кроме шорохов. — 92 —
|