Чума

тельствам шаги. Если верить ему, он чувствовал себя окончательно не спо-

собным употребить как слово "право", ибо сам не был уверен в значении

этого понятия, так и слово "обещание", ибо оно прозвучало бы как прямое

требование воздать ему должное и, следовательно, граничило бы с дер-

зостью, не слишком-то уместной для человека, занимающего столь скромное

положение. С другой стороны, он наотрез отказывался употреблять такие

слова, как "благосклонность", "ходатайство", "признательность", так как

считал, что это унижает его человеческое достоинство.. Так вот из-за не-

возможности найти точное выражение наш Гран продолжал выполнять самые

скромные функции чуть не до седых волос. Впрочем, как опять-таки Гран

сам сообщил доктору Риэ, он постепенно стал замечать, что с материальной

стороны жизнь его так или иначе обеспечена, в основном потому, что он

научился приспосабливать свои потребности к своим ресурсам. Тем самым он

признавал справедливость любимого изречения нашего мэра, крупного оранс-

кого промышленника, который настойчиво уверял, что в конце концов (при

этом мэр особенно налегал на слова "в конце концов", ибо на них факти-

чески базировалось все его рассуждение), итак, в конце концов никогда не

приходилось видеть, чтобы кто-нибудь умер с голоду. Во всяком случае,

чуть ли не аскетическое существование, которое вел Жозеф Гран, и в самом

деле в конце концов освободило его от всех забот такого рода. Он продол-

жал подыскивать слова.

Скажем прямо, что в известном смысле жизнь его могла служить приме-

ром. Он принадлежал к числу людей, достаточно редких как в нашем городе,

так и за его пределами, которые имеют мужество отдаваться своим добрым

чувствам. То малое, что он поведал о себе доктору, и впрямь свиде-

тельствовало о наличии доброты и сердечных привязанностях, о чем в наши

дни не каждый решится сказать вслух. Без краски стыда говорил он, что

любит племянников и сестру, единственную оставшуюся у него в живых

родственницу, и каждые два года ездит во Францию с ней повидаться. Он не

скрывал, что до сих пор воспоминания о родителях, которых он потерял еще

в молодости, причиняют ему боль. Признавался, что ему особенно мил один

колокол в их квартале - каждый день ровно в пять часов он звонил как-то