Чума

впрямь, нет на свете ничего более значимого, чем страдание дитяти и

ужас, который влекут за собой эти страдания, и причины этого страдания,

кои необходимо обнаружить. Вообще-то Бог все облегчает нам, и с этой

точки зрения наша вера не заслуживает похвалы - она естественна. А тут

он, Бог, напротив, припирает нас к стене. Таким образом, мы находимся

под стенами чумы и именно из ее зловещей сени обязаны извлечь для себя

благо. Отец Панлю отказывался даже от тех льгот и поблажек, что позволи-

ли бы перемахнуть через эту стену. Ему ничего не стоило сказать, что

вечное блаженство, ожидающее ребенка, может сторицей вознаградить его за

земные муки, но, по правде говоря, он и сам не знает, так ли это. И

впрямь, кто возьмется утверждать, что века райского блаженства могут оп-

латить хотя бы миг человеческих страданий? Утверждающий так не был бы,

конечно, христианином, ибо наш Учитель познал страдания плотью своей и

духом своим. Нет, отец Панлю останется у подножия стены, верный образу

четвертования, символом коего является крест, и пребудет лицом к лицу с

муками младенца. И безбоязненно скажет он тем, кто слушает его ныне:

"Братия, пришел час. Или надо во все верить, или все отрицать... А кто

среди вас осмелится отрицать все?.."

У Риэ на мгновение мелькнула мысль, что святой отец договорился до

прямой ереси. Но тут оратор продолжал с новой силой доказывать, что это

предписание свыше, это ясное требование идет на благо христианину. Оно

же зачтется ему как добродетель. Он, Панлю, знает, что та добродетель,

речь о коей пойдет ниже, возможно, содержит нечто чрезмерное и покоробит

многие умы, привыкшие к более снисходительной и более классической мора-

ли. Но религия времен чумы не может остаться нашей каждодневной религи-

ей, и ежели Господь способен попустить, даже возжелать, чтобы душа поко-

илась и радовалась во времена счастья, то возжелал он также, чтобы рели-

гия в годину испытания стала неистовой. Ныне Бог проявил милость к тво-

рениям своим, наслав на них неслыханные беды, дабы могли они обрести и

взять на рамена свои высшую добродетель, каковая есть Все или Ничего.

Много веков назад некий светский мыслитель утверждал, что ему-де отк-

рыта тайна церкви, заключавшаяся в том, что чистилища не существует. Под