|
— Простите, — поинтересовался я, — вы сказали, что присутствовали на вскрытии. Он был вашим родственником? — Я вам уже заметила, капитан, что вы невнимательно меня слушали. Я вам говорила, что работаю техником-химиком при анатомической клинике доктора Фолькнера. — Хорошо, — я примирительно махнул рукой. — Итак, он умер от сердечного приступа. Продолжайте. Она поморщилась. Рассказывать два раза одну и ту же историю только потому, что вашему собеседнику лень было её слушать сразу, вещь далеко не самая приятная. — Его звали Поль Дегрей, — после некоторой паузы продолжала она. — Мы познакомились в сороковом году. Он был ранен на пинии Мажино и лежал в нашей клинике. Ранение было лёгким, и он скоро выписался. — И после выписки вы продолжали встречаться, если я правильно понял? — Да, периодически. Мы очень подружились. Француженка может понимать под словом “подружились” всё что угодно. Я хотел полюбопытствовать, как надо толковать это слово, но передумал и спросил: — Этот Поль, участвовал в Сопротивлении? — По-видимому, нет. Он даже несколько симпатизировал бошам[9], так как часто говорил, что зря попёрся на эту дурацкую войну, забросив более важные дела. — Что это за важные дела? — Откровенно говоря, я толком ничего не знаю. Вы будете удивлены, капитан, но я даже не знаю, на какие средства Поль жил. Как только я заговаривала с ним на эту тему, он отнекивался или переводил разговор на разную чепуху. Только однажды он сказал мне, что стоит на пороге тайны, которая потрясёт мир. Я ему ещё тогда заметила, что после событий последних лет мир вряд ли удастся чем-нибудь сильно потрясти. Он рассмеялся и ответил, что все эти войны, революции и прочее — просто чепуха, и что я ничего не понимаю. — Послушайте, а не сотрудничал ли ваш Поль с гестапо? Эти парни убирали своих агентов какими угодно способами, и сердечный приступ был одним из них. — Не думаю, но не буду с вами спорить. Ведь речь идёт не о том, почему умер Поль, хотя в его смерти есть что-то необычное, а о том, что я его встретила позавчера здесь, в Париже. Я, может быть, впервые за время нашего разговора внимательно посмотрел на свою собеседницу. На вид ей можно было дать лет 25-26, хотя впоследствии я узнал, что ей было значительно меньше. Её можно было назвать миловидной, если бы не слишком крупные черты лица и внушительных размеров нос, делавший её, отдалённо похожей на генерала Де Голля. В начале нашей беседы она назвала себя Лори, но я так и не понял, имя это или фамилия. Глаза у неё были большие, очень выразительные, но без признаков неврастении. Когда человека преследуют навязчивые идеи, то, как бы он не держал себя в руках, его всегда выдадут глаза и уголки рта. Во всяком случае именно это нам втолковывал инструктор учебного центра службы безопасности в Северной Каролине. Однако никаких признаков сумасшествия я в ней не заметил. — 136 —
|