|
Когда Элен обращается ко мне, как того требует устав, это означает, что её презрение ко мне превышает все допустимые нормы. — Моей реакцией? — переспросил я. — А какой должна была быть моя реакция? — Послушай, Джерри, — сказала она с энтузиазмом коммивояжёра, рекламирующего противозачаточные пилюли, — ведь эта история в твоём духе. Почему ты ею не заинтересовался? А я специально направила бедную девушку к тебе, хотя она порывалась пройти к мистеру Рендоу. — Если бы она прошла к Рендоу, — усмехнулся я, — то вышла бы от него в наручниках. Старик не любит таких шуток. — Это всё, что вы можете мне ответить, капитан? — Элен поморщилась. Злые языки и так уверяют, что Элен командует нашим 8-м отделом, а многие серьёзно считают, что “Элен” — это секретный псевдоним полковника Паша. Во всяком случае, сам Паш этого никогда не отрицал. — А что ты предлагаешь? — спросил я. — Если мы начнём розыск этого Дегрея, весь наш отдел походным порядком направят в сумасшедший дом. Элен задумалась. — Надо выяснить данные об этом Дегрее во французской полиции, а ещё лучше в архивах парижского гестапо. Если он занимался какой-то тайной, то наверняка гестапо косило на него одним глазом, а то и двумя. — Ну, ладно, — согласился я, — дай запрос. Кстати, выясни уже заодно, кто такая эта Лори. Как она зарегистрировалась у тебя? — Как Лори. Живёт на улице 12-ти Колоколов в доме 3. Это недалеко от собора Шатле. Этот собор построил архитектор Ла Гурье в XVII веке. Ты там был? — Конечно, нет. Ведь в том районе наверняка нет ни одного приличного кабака. Элен посмотрела на меня, как смотрят на ползущего по стене клопа. У неё была собственная теория, что низкий авторитет армии Соединённых Штатов вытекает исключительно из бескультурья её офицеров. Именно такими разговорами она завела капитана Вехра из отдела расшифровки данных аэрофотосъемки до того, что он добровольно перевёлся на Тихий океан, где подхватил жёлтую лихорадку и был эвакуирован в Штаты. Я посмотрел на часы: — Я поеду к нашим “детишкам”, Элен, Скажешь старику в случае чего, где меня искать. Наши “детишки” — это французские и немецкие физики, которых мы держали под арестом, усиленно откармливая после долгих лет голодухи. Начальство чётко разъяснило нам, что за каждого из этих стариков мы отвечаем головой. Если учесть все болезни, которыми страдали учёные мужи, то уже этого одного было достаточно, чтобы наши головы весьма неуверенно чувствовали себя на плечах. А ведь кроме болезней их подстерегали куда более реальные опасности со стороны разведок как наших врагов, так и союзников. Айк лично инструктировал нас, предупредив, что эти “университетские зонтики” должны быть собственностью нашей страны, а пока они не изъявляли желания на добровольный переезд в США, они — собственность US ARMY по праву военного трофея. — 139 —
|