|
А вот пример посерьёзней. В горном деле существует такой термин, как “сбойка”. Допустим, пробили две шахты, утрированно — два колодца, и под землёй их надо соединить, для чего ведут одновременно работы и с того, и с другого конца. Как попасть точно, как состыковаться в абсолютном неведении под землёй? В настоящее время для этого существуют целые маркшейдерские службы со сложнейшими приборами, которые измеряют, нивелируют, высчитывают… и всё равно люди ошибаются! Сам своими глазами видел на одном из рудников Восточного Казахстана нелепейшую картину, когда при сбойке две горизонтальные выработки лишь едва соприкоснулись одна почвой, то есть полом, другая кровлей, то есть потолком. Плакал многонедельный труд, плакали немалые денежки! А вот когда-то старые рудознатцы и рудокопы, рассказывают, сбивались — и очень точно! — не имея никаких теодолитов и нивелиров, а просто по чутью, по наитию, далеко не каждый, понятно, этому мог научиться, но зато уж тот, кто умел, пользовался великим почтением и назывался благоговейно не просто мастер, а Мастер. Пока я обо всём этом думал, мы ушли с Карьковым уже далеко-далеко от края приболотного леса, и теперь беспредельное ржаво-чахлое марево окружало нас со всех четырёх сторон. Но вот на горизонте мелькнула узенькая тёмно-зелёная полоса. Постепенно она стала расти, возвышаться, и вскоре перед нами замаячила просторная суша, заросшая густым хвойным лесом. Мы ступили на неё, и я обрадованно вздохнул, уверенный, что это конец пути. Но не тут-то было. Мы только пересекли эту лесистую гриву и снова пошли по болоту. Потом ещё миновали два острова. Меня уже шатало, кружилась от усталости голова, я начинал проклинать тот день и час, когда чёрт меня дёрнул напроситься в эту адову глушь, а Карькову хоть бы что — шлёпал себе легонько по трясине и шлёпал, как заводной. Но вот, наконец-то, впереди замаячил кедрач, и вскоре мы вошли в него, сухой и тенистый, и Карьков сказал мне, что мы уже дома. Не успел я как следует оглядеться, как оказался перед таёжной избушкой. В избушке стояли потрескавшаяся глиняная печь, стол, нары, и я, едва державшийся на ногах, плюхнулся на эти жердевые нары. Однако Карьков заворчал: — Э, парень, так не годится. Сперва необходимые дела надо сделать, а потом уже отдыхать. Я через силу поднялся. Он повёл меня куда-то по тропке. Вскоре мы оказались на берегу затхлого, заросшего дурниной и заваленного корягами озера. У берега стоял ветхонький плотик, на нём — плетённая из прутьев корзина. Карьков шагнул на плотик, оттолкнулся шестом и, отплыв метра три, стал выбирать старую, сплошь в дырках, мережу. В мереже между дырок трепыхались тяжёлые караси. Накидав их с полкорзины, он причалил и велел мне тащить добычу к избушке. Там он сел на пенёк потрошить карасей, а меня направил рубить дрова. — 27 —
|