|
Трудно припомнить покалеченных, поломанных или забитых в таком буйстве. Скорее всего, оно похоже на предельно натуральную театральную постановку, в которой все роли главные, а зрителями являются сами актёры. В драке мало или вовсе нет злобы. По мере накопления изорванной одежды, синяков и ссадин, драка длится до лёгкой крови или пока ещё через залепленную грязь можно разглядеть противника. Именно в такой момент до предела нарастает женский визг и плач детей, что является приметой окончания забавы. Кое-как бойцы поднимаются, отмываются, сливая друг другу из ковшика, переодеваются и собираются за столом за прерванной едой. Некоторое время слышится уверенное чавканье и, кажется, что именно оно призвано утишить, примирить и успокоить страсти по случке, по драке, по беспросветной тяжёлой работе, словом, по жизни. Исподволь сначала тихо, как бы примериваясь и пробуя голос, в разных концах стола зарождается песня. Кто не успел ещё наесться, в спешке глотал из миски еду и деловито начинал подпевать, размахивая ложкой и топая ногами. Вскоре песня набирала мощь, её давление грозило сорвать соломенную крышу с хаты, собаки от радости заходились гавканьем, во дворе собирались соседи каждый со своим угощением, мужья покушаются на чужих жён, жёны сами зазывно блестят глазами и жмутся к мужчинам ... Во всём бушует деревенская удаль без удержу, отчаянно, как в последний раз. Как же совладать в себе с нахлынувшим буйством? Послали за гармонистом: кастрировал кабанчика, потому, как положено, пьян. Нашли барабанщика и тот колотил инструмент, пока под утро сонный не свалился под лавку. Да и остальные в танцах с гиканьем, частушками, топаньем и прибаутками растратили задор и мало-помалу разошлись, чтобы хоть пару часов соснуть перед рассветом. А рассвет – это уже начало рабочего дня. Пьян ты или трезвый, больной или здоровый, спал или нет, словом, коль живой, то быть тебе на бригаде. Так и в этот раз. Весёлые люди после утреннего похмельного стакана уличными ручейками стекались к месту раздачи работ. Ещё издали заметили варочную будку, резвое пламя под котлом, потянули носами воздух и чуть было не задохнулись от невероятно вкусного запаха сваренной картошки. Этот же запах втягивали в себя голодные пацаны, как птицы на проводах, усевшиеся вокруг котла. Ещё только брезжит рассвет, а по селу уже разнеслась благая весть: на конюшне предъявят миру в это утро первый замес лошадиного блюда. И действительно, возле котла самолично стоял Никита с недавно выстроганным черпаком и поджидал полного стечения народа для прилюдного вскрытия пыхтящего варева. Толпа разрасталась, все взоры направлены на Никиту, а тот, вроде не замечая их, ликовал, как и положено человеку, свершившему неслыханное дело. Ещё бы! Соорудил сарай, хотя и вместе с Пепом, волоком притянули огромный котёл, отчистили его и водрузили на кирпичный постамент, разожгли в топке огонь, привезли с поля заветную картошку, отмыли грязь, засыпали в чистую посуду и почти всю ночь варили, борясь с соблазном поучаствовать в драке. И вот, наконец, он готов показать сельчанам, на что способен интеллигент, если найти в нём заветную струну. — 19 —
|