Хрестоматия по нейропсихологии

Представьте теперь ребенка, у которого никаких симультанных структур возникнуть не может. Это будет человек, который не умеет установить про­странственные отношения. Такой ребенок по необ­ходимости должен остаться идиотом.

Я мог бы привести еще ряд данных из области других страданий, но в оставшиеся несколько ми­нут я хотел бы сделать выводы из того, что я сказал.

Имеет ли то, что я сейчас изложил, какое-ни­будь отношение к учению о двух функциях центров? Мне кажется, имеет непосредственное отношение. Оказывается, что, кроме специфического страдания, которое возникает при поражении центральных зон, возникает еще страдание в отношении неспецифи­ческих функций, не непосредственно связанных с этими зонами. Спрашивается, одинаково или нет страдают специфические и неспецифические функ­ции при страдании какого-либо центра? Когда ребе­нок родился с центральной слепотой, а взрослый лишь приобрел поражение, приведшее к централь­ной слепоте, специфические функции пострадали одинаково, а неспецифические пострадали совер­шенно разно. Во всяком случае, в развитии и распаде мы можем иметь обратные явления в отношениях одного центра к другому, обратные отдаленные по­следствия поражения. Понятно, что этим исклю­чается всякое представление, что центр связан лишь неспецифически с остальными функциями, что по­ражение определенного центра не дает эквивалент442

ного эффекта в отношении к другим центрам. Мы видим, что оно имеет специфическое отношение к определенным центрам, и это отношение устанав­ливается в ходе развития, и так как эти отношения устанавливаются в ходе развития, то оказывается, что и страдания, возникающие при поражении со­ответствующего центра, могут иметь неодинаковый характер. Из этого также ясно, что учение о по­стоянных специфических функциях каждого центра является несостоятельным. Если бы каждый из цент­ров выполнял определенные функции сам по себе и для каждой высшей психической функции не тре­бовалась бы сложная дифференцированная объеди­ненная деятельность целой системы центров, то при страдании одного центра никогда не могло бы воз­никнуть такого положения, что остальные центры страдали бы определенным специфическим образом, а всегда было бы так, что при страдании определен­ных центров все центры страдали бы одинаково. (...) Мне кажется, что проблема локализации, как общее русло, вбирает в себя и то, что связано с изу­чением развития высших психических функций, и то, что связано с изучением их распада, это позво­ляет поставить проблему, которая имеет большое значение, — проблему хроногенной локализации. Эта проблема, выдвинутая еще Монаковым, ни в какой степени не может быть решена в отношении выс­ших психических функций так, как это делает Мо-наков, по той простой причине, что он в последних своих работах становится целиком на точку зрения инстинктивной основы всякой психической деятель­ности, в том числе и высших психических функций. Для Монакова агнозия есть болезнь инстинкта. Уже по одному этому понятно, что его конкретная интер­претация проблемы высших психических функций не отвечает ни задаче создания системы адекватно­го анализа пораженной функции, ни проблеме ло­кализации высших психических функций в новых областях мозга. Но само по себе представление, что локализация высших психических функций не мо­жет быть понята иначе, как хроногенная, что она есть результат исторического развития, что отношения, которые характерны для отдельных частей моз­га, складываются в ходе развития и, сложившись определенным образом, действуют во времени и что это исключает возможность выводить сложный про­цесс из одного только участка, — эта идея остается правильной. Но, мне кажется, ее нужно дополнить следующим соображением Имеется много основа­ний допустить, что человеческий мозг обладает но­выми локализационньши принципами по сравнению с мозгом животных. Положение, которое выдвигает Лешли, заключающееся в том, что в основном орга­низация психической деятельности крысы анало­гична организации высших психических функций человека, является ложным Нельзя допустить, что возникновение специфически человеческих функций представляет собой просто появление новых функ­ций в ряду тех, которые существовали еще в доче-ловеческом мозгу- Нельзя представить себе, что новые функции в отношении локализации и сложности связи с мозговыми участками имеют такое же по­строение, такую же организацию целого и части, как, например, функция коленного рефлекса По­этому есть все основания думать, что плодотворная сфера для исследования как раз лежит в области тех специфических, очень сложных динамических отно­шений, которые позволяют составить хотя бы самые грубые представления о действительной сложности и своеобразии высших психических функций. Если здесь мы не можем еще дать окончательного ре­шения, то это не должно нас смущать, потому что проблема эта величайшей сложности. Но тот огром­ный материал, который мы имеем, целый ряд зави­симостей и примеров, которые я привел и которые можно было бы еще и умножить, показывают, в каком направлении следует двигаться. Во всяком случае, мне кажется плодотворным допущение, что человеческий мозг обладает новыми локализацион-ными принципами по сравнению с теми, с кото­рыми мы встречаемся в мозгу животных и которые позволили ему стать органом человеческого созна­ния — мозгом человека.