История нравов России. Восток или Запад?

В своих произведениях Успенский показывает тот сложный психологический узел, где обезличенность русского человека, обусловленная неведомыми и поэтому кажущимися случайны­ми историческими причинами, встречается и тесно срастается с проповедью самопожертвования и живого служения обществен­ным задачам. Растерянность русского интеллигента (речь идет, разумеется, об одном из слоев интеллигенции), которая выра­жается в стремлении убежать от самого себя, неодолимо влечет его к осуществлению гигантских замыслов, требующих нрав­ственного здоровья, гордого самосознания, ответственности и инициативы (но их как раз и нет в опустошенном индивиде).

Подобного рода сращение крайней совестливости и омерт­вления личности порождает новые нравы среди революци­онной, радикально настроенной интеллигенции конца XIX - начала XX века. Одни из них, умные и страдающие, подо­бно дворянину-писателю В.Гаршину, в крайних случаях кон­чают жизнь самоубийством, можно даже говорить о своего рода «поветрии» среди интеллигенции. Другие, напротив, отрекаются от бога (а в императорской России православная вера пустила очень глубокие корни среди различных слоев общества) и становятся на путь терроризма. Эти нравы хо­рошо схватил В.Купер: «В России нередкость встретить изящ­ную девушку, с тонкими аристократическими ручками, со­зданными для держания дорогого веера, вооруженную ре­вольвером большого калибра и стреляющую в представите­ля власти» (143, 570). В случае такого рода нравов револю,-ционеров-террористов хорошо видно, что нравы эти опреде­ляют зарождение социально значимых событий, на чем в свое время настаивал И.Забелин. В качестве примера можно привести убийство 1 марта 1881 Александра II, который вез с собой манифест об ограничении самодержавной власти на­родным представительством. М.Палеолог вспоминает, что Александр III под давлением абсолютистской группы во гла­ве с обер-прокурором Святейшего синода, фанатичным за­щитником неограниченной царской власти Победоносцевым не опубликовал этот манифест и не выполнил волю своего отца (198, 635). А ведь развитие России могло пойти по другому пути, превратившись в поистине великую страну, не знающую по мощи и богатству себе равных в мире.

Для революционера-террориста характерно отрицание христианской любви к ближнему, человеческая жизнь для него цены не имеет, в том числе и собственная. Известный террорист-эсер Б. Савинков в своей книге «Конь бледный» пишет об этом так: «Ваня сказал: как жить без любви? Это Ваня сказал, а не я... Нет. Я мастер красного цеха. Я опять займусь ремеслом. Изо дня в день, из долгого часа в час я буду готовить убийство. Я буду украдкой следить, буду жить смертью, и однажды сверкнет пьяная радость: свершилось, я победил. И так до виселицы, до гроба. А люди будут хва­лить, громко радоваться победе. Что мне их гнев, их жалкая радость?..» (226, 104). Б.Савинков совершил много убийств- Плеве, великий князь Сергей Александрович и многие дру­гие жертвы - причем он считал, что совершает их ради народа. Перед нами болезнь русского интеллигента - «за­болевание сердца сущею правдой» (Г.Успенский), которая со временем должна пройти, ибо в силу исторических усло­вий путь к гармонии, человечности проходил через душев­ный разлад, через дисгармонию. Выражением этой дисгар­монии и являются нравы революционеров-террористов, ти­пичные для конца XIX - начала XX столетия.