Рассматриваемая нами тема требует обращения ко времени царствования Алексея Тишайшего, к тому же некоторые нравы чиновничества своими корнями уходят в старомосковскую старину, оказавшись весьма живучими и в наши дни. В XVII веке в местном управлении произошел решительный поворот от земского начала к бюрократическому порядку, когда воевода уподоблялся уже не кормленщику, а выступал как истая коронная власть. Центральным московским приказам удобнее было иметь дело с одним общим правителем уезда, чем с многочисленными выборными властями на местах. Однако введение института воеводства вместо старого наместничества ухудшило само управление местными делами. В.Ключевский пишет: «Воеводы XVII в. были сыновья или внуки наместников XVI в. На протяжении одного-двух поколений могли измениться учреждения, а не нравы и привычки. Воевода не собирал кормов и пошлин в размерах, указанных уставной грамотой, которой ему не давали; но не были воспрещены добровольные приносы «в почесть», и воевода брал их без уставной таксы, сколько рука выможет. В своих челобитных о назначении соискатели воеводских мест так напрямки и просили отпустить их в такой-то город на воеводство «покормиться» (21 т.III, 140). В результате воеводство оказалось административной должностью с «неокладным» жалованием; и если к этому добавить точно не определенные границы воеводской власти, то понятным становятся злоупотребления и произвол в делах и выросшие на этой почве нравы приказных (чиновничьих) людей. На нравы чиновников, как и всего общества, наложил отпечаток учрежденный Алексеем Тишайшим приказ «Тайных дел», который представлял собою царскую канцелярию. Вместе с тем «Тайный приказ» осуществлял, наряду с общим контролем под эгидой Боярской думы, особый царский надзор. Г.Котошихин описывает так это учреждение: «Присутствие приказа состояло только из дьяка с десятком под-ъячих; думным людям туда закрыты были двери. Этих под-ъячих царь причислял к посольствам, ехавшим в иностранные государства, к воеводам, шедшим в поход, для наблюдения за их словом и поступками; и те подьячие над послы и над воеводами подсматривают и царю приехав сказывают» (131, 96). Понятно, что и родовитые послы, и воеводы хорошо понимали роль этих «маленьких» лишних людей в их свите и всячески их задабривали «выше их меры». В плане нравов этот «Тайный приказ» свидетельствовал о недоверии царя к своим помощникам по управлению государственными делами, фактически выражал его бестактность. Тот же Г.Котошихин пишет, что Алексей Тишайший устроил этот приказ «для того, чтобы его царская мысль и дела исполнялись и все по его хотению, а бояре и думные люди о том ни о чем не ведали» (131, 70). Царь тайно действовал по отношению к ближайшим исполнителям своей воли, с которыми же он сам «советовался» по тем или иным государственным вопросам. В этом проявлялся «удельный инстинкт опричнины» (В.Ключевский), принесший уже в императорской России немало бед множеству людей и деформировавший и общественное сознание, и общественные нравы всех сословий. И хотя «Тайный приказ» закрыли по смерти царя Алексея, инстинкт опричнины потом найдет свое воплощение в петровской «Тайной канцелярии» и в жандармском корпусе последующих времен. — 74 —
|