История нравов России. Восток или Запад?

Петр Великий щедрой рукой раздавал княжеские и графс­кие титулы беспородным, но талантливым простолюдинам - Меньшикову, Шафирову, Ягужинскому, Румянцеву и др. Но и на этих бывших «простолюдинов», занимавших высокие посты в бюрократической номенклатуре, оказал свое растлеваю­щее влияние старый русский приказный быт с его «поминка­ми и посулами» и волокитой. Подобно своим старомосковс­ким предшественникам (судьям приказов, дьякам и подъячим) ближайшие сотрудники Петра Великого «ко взятию руки скоро допускали». Различие состояло только в том, что пос­ледние, позаимствовав у европейской культуры внешний лоск и блеск и имея больше стремления к благам жизни, больше брали и крали. Тот же Меньшиков, которого царь называл «Мейн герц-брудер» и высоко ценил, был нечист на руку, грабил миллионами; его Петр угощал только дубинкой, го­воря: «Вина не малая, да прежние заслуги больше ея!» (124, 609). И в то же время за взяточничество и казнокрадство многие из сподвижников императора побьшали под судом и уплатили денежный штраф, а некоторые потеряли голову на плахе. Отсюда и необыкновенная строгость его законодатель­ства, обилие в нем статей, предусматривающих казнь, и «Тай­ная канцелярия», рассматривавшая злоупотребления и воро­вство и пытавшая до смерти злоумышленников.

Однако практически все «птенцы» гнезда Петрова крали в невиданных ни до, ни после размерах и масштабах. Извес­тно, что Меньшиков последние 15 лет своей жизни провел под судом за систематическое воровство, о котором прекрас­но был осведомлен Петр Великий. Историк В.Ключевский дает весьма выразительную характеристику действиям «птен­цов» после смерти великого реформатора: «Они начали ду­рачиться над Россией тотчас после смерти преобразователя, возненавидели друг друга и принялись торговать Россией, как своей добычей» (250а, 456-457).

Возникает вопрос: во что обошлись России эта торговля и это воровство? В связи с этим И.Солоневич пишет следую­щее: «Этим вопросом не удосужился заняться ни один исто­рик, а вопрос не очень праздный. Дело осложняется тем, что воруя, «птенцы, товарищи и сыны» прятали ворованное в безопасное место - в заграничные банки. «Счастья баловень безродный» Алексашка Меньшиков перевел в английские банки около пяти миллионов рублей. Эта сумма нам, пере­жившим инфляции, дефляции, девальвации экспроприации и национализации, не говорит ничего. Для оценки вспом­ним, что, весь государственный бюджет России в начале царствования Петра равнялся полутора миллионам, в середи­не -несколько больше, чем трем миллионам, и к концу - около десяти. Так что сумма, которую украл и спрятал за границей Меньшиков, равнялась, в среднем, годовому бюд­жету всей Империи Российской. Для сравнения представим себе, что министр Николая II украл бы миллиардов 5 в зо­лоте или сталинских миллиардов полтораста - в дензнаках. За Меньшиковым следовали и другие. Но не только «птен­цы», а всякие более мелкие птенчики. «Финансовое дове­рие» было организовано так прочно, что в начале Северной войны понадобился указ, запрещающий деньги «в землю хоронить» - не всем же был доступен английский банк, хоронили и в землю. У каких-то Шустовых на Оке нашли по доносу на 700 000 рублей золота и серебра. Сколько было таких Меньшиковых, которые сплавляли за границу деньги, и таких Шустовых, которые прятали свои деньги от меньшиковского воровства, а воровство развилось совершенно небывалое. М.Алданов в своих романах «Заговор» и «Чер­тов мост» рисует, как нечто само собой разумеющееся, пере­праву чиновых капиталов в амстердамские банки. Речь идет о конце екатерининской эпохи. Надо полагать, что эта тра­диция далеко пережила и Екатерину. Сколько капиталов в результате всего этого исчезало из русского народнохозяй­ственного оборота, сколько погибло в земле и - вопрос очень интересный - сколько их было использовано иностранцами для обогащения всяких голландских, английских и прочих компаний? Историки этим не поинтересовались, - по край­ней мере, я не знаю ни одного труда на эту тему. А вопрос может быть поставлен и в чрезвычайно интересной плоскос­ти: выколачивая из мужика самым нещадным образом все, что только можно было выколотить, с него драли семь и больше шкур. Какой-то процент шел все-таки на какое-то дело. Огромная масса средств пропадала совершенно зря - гнили и дубовые бревна, и полковые слободы, и конская сбруя, и корабли, и Бог знает, что еще. Какой-то процент, судя по Меньшикову, очень значительный утекал в загра­ничные банки. Заграничные банки на шкуре, содранной с русского мужика, строили мировой капитализм, тот самый, который нынче товарищ Сталин пытался ликвидировать с помощью той же шкуры, содранной с того же русского мужи­ка (250а, 457-458). Однако не будем заходить так далеко (для описания нравов советской России требуется отдельная книга) и вернемся к нашему историческому контексту.