|
В 1794 году он пишет первый из двух портретов
актрис, портрет Тираны. Как случилось, что он выжи-
дал столько времени, прежде чем запечатлеть эту звез-
ду подмостков, по милости которой почти каждое
представление заканчивалось дракой? Ведь Тарана
умирает в этот же самый год. Но Тирана находит-
ся под сильным, непосредственным покровительст-
вом герцогини Альбы... и «просветителей». Игра
случая! Гойя пишет первую актрису, воспитанную
в правилах французского театра. В театре Сарсуэлы
Тирана не участвует в сайнете, не исполняет тонадильи;
она—трагическая актриса. Когда муниципальный
совет предлагает ей поступить в одну из двух «тра-
диционных» трупп, она вынуждена заявить, что не
знает чисто испанского репертуара, не умеет говорить
под суфлера и у нее нет никаких костюмов, кроме
трагических. Перед нами на холсте Гойи — хмурое
лицо орленка с непомерно густыми бровями, кото-
рыми, неизвестно почему, Гойя наделяет многие
свои модели и которые жалует даже ангелам в Сан
* Портрет Педро Ромеро отличается от двух других своей неопределен-
ностью. Такое впечатление, будто он написан по памяти.
** Хосе Ромеро занимает в тавромахии второстепенное положение. Он,
по всей видимости, не выступает в Мадриде до 1789 года, и маловероятно,
чтобы Гойя был с ним близко знаком. Напротив, удивительно, что художника
не заинтересовал Пепе Ильо. Но Пепе Ильо в то время только начинает
завоевывать популярность.
532
ГОЙЯ И НАРОДНОЕ
Антонио де ла Флорида24*. Почему же он не
пишет тех актрис, которые, как Гранадина, могут ска-
зать о себе: «Мы из простого народа» **?
Мое объяснение появления этих портретов нельзя
понимать в тривиальном смысле. То, что такой-
то тореро или такая-то актриса пользовались покро-
вительством той или иной герцогини, играет мало-
важную роль. Я хотел сказать, что с 1787 года Гойя
начинает рассматривать национальную жизнь с точ-
ки зрения тех двух социальных групп, к которым он
примкнул и в которых оставался всецело вплоть до
самой своей смерти. Поскольку эта точка зрения двой-
ственна и противоречива (вкус верхов к «вульгарному»
и ниспровергающее его презрение, исходящее от
«идеи»), наследие Гойи, относящееся к темам такого
порядка, двусмысленно и вызывает сомнения. Мы за-
частую даже не знаем, превозносит ли Гойя то, что
пишет, или осуждает, изображает ли он это pro или
contra.
ГИПОТЕЗА
Гипотеза, стало быть, такова: запоздалое—в сорок
лет— соприкосновение Гойи с жизненными правилами
более высокого порядка порождает в нем внутренние
противоречия. С одной стороны, его личность оказы-
вается расщепленной: отныне и навсегда она раздвоена
между «народностью» — а с самой душой народного,
связывали его происхождение и юные годы—и туман-
ными представлениями о высших, несколько призрач-
ных нормах, которые отрывают его от родной стихий-
ности и внушают обязательство перед самим собою —
жить иной жизнью. Эти два начала никогда не сольют-
ся, и Гойя будет жить, так и не приспособившись ни
к одному из двух миров—ни к миру традиции, ни
к миру культуры,— то есть без надежного убежища,
в непрерывном смятении и неуверенности. Глухота до-
ведет все это до границ патологии, замкнув в томи-
тельном одиночестве человека, который по складу
— 388 —
|