ГОЙЯ И НАРОДНОЕ
нерва национальной жизни. Их популярность была
беспредельной. Не только совершенство, с каким
актриса исполняла роль, но и ничтожнейшие детали
ее частной жизни были известны всем, обсуждались
повсюду, служили предметом нескончаемых споров.
Потому что личность этих изумительных созданий,
не умещаясь на подмостках, выплескивалась на ули-
цы Мадрида, продолжалась в его гуляньях и празд-
нествах. Самые высокородные дворяне теряли из-
за них голову—как герцог Верагуа из-за Марии
Ладвенант,— герцогини искали их дружбы, про-
столюдины каждый вечер устраивали потасов-
ки, утверждая превосходство той или иной любимой
актрисы. То же самое, чуть в меньшем масшта-
бе, происходило с актерами. То одного, то друго-
го правительство бывало вынуждено отправлять
в ссылку, ибо страсти, которые разжигали они в са-
мых высокопоставленных дамах, выходили за вся-
ческие границы *.
Я уже сказал, что разобранный пример преимуще-
ства комедиантов над литераторами в своей крайности
доходит до карикатуры. Слово это не случайно: тог-
дашний театр до такой степени жил за счет актрис
и актеров, что зрителей интересовало уже не столько
исполнительское искусство, сколько сама личность ис-
полнителя. Этим было вызвано поразительное смеще-
ние: драматурги стали делать исполнителей персона-
жами своих пьес. Так поступал драматург, который
двадцать лет царил на подмостках,—дон Рамон де ла
Крус. Этот автор, который сочинял неимоверное коли-
чество сайнете, сарсуэлы, лоа11, тонадильи, хакары,
который, чтобы оправдаться в глазах французской
партии, переводил французские и итальянские траге-
дии, является ярким примером ошибки, в какую впада-
ют историки. Потому что его знаменитые сайнете
ровным счетом ничего собой не представляют; более
того, они и не были задуманы как произведения, обладающие поэтическими достоинствами. По замыслу
* Похороны Марии Ладвенант—она умерла очень молодой- проис-
ходили в тот день, когда были изгнаны иезуиты10. Некоторые современники
оставили нам свидетельство своего изумления перед тем фактом, что мадрид-
скую публику изгнание иезуитов нисколько не занимало,—весь этот день она
была поглощена похоронами актрисы,
523
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
и назначению они напоминают нынешние киносцена-
рии: это канва, которую актеры и актрисы могли
расцвечивать своей игрою. Поэтому-то драматург
и кончил тем, что превратил фигляров в героев своих
пьес, вызвав крайнее негодование членов французской
партии. Послушаем Саманьего: «Наконец поэты уста-
ли сочинять и отдали свои создания на откуп комикам;
и вот, дабы укрепить в нас иллюзию, Гарридо, Тадео
и Полония повествуют со сцены о своих собственных
любовных шашнях, о своих заботах, стремлениях
и сумасбродствах» *.
— 381 —