ФИЛОСОФИЯ ИСКУССТВА И ИСКУССТВО ФИЛОСОФА
панским писателем П. Барохой о современных судьбах романа*.
Статья того же Барохи о его собственном романе «Восковые фигу-
ры» явилась непосредственным поводом для возвращения Ортеги
к старой теме.
Основная идея «Мыслей о романе» — в том, что жанр романа
вступил, по мнению Ортеги, в полосу исторического упадка и его
возможные темы близки к исчерпанию. Поэтому, страдая от недостат-
ка новых сюжетов, писатель вынужден его восполнить другими
техническими средствами: источником наслаждения для читателя
должны стать не судьбы и приключения персонажей, а их непосредст-
венное присутствие, дающее возможность «дышать с ними одним
воздухом, погружаться в их атмосферу» (с. 264). Уже Сервантес в «Дон
Кихоте» (а позднее Стендаль и Достоевский) даруют нам, по словам
Ортеги, «чистое присутствие персонажей». Ибо «двигатель искус-
ства—чудесная жажда видеть», «дать более глубокое и полное видение
вещей». Поэтому-то для сегодняшнего романа важен не сюжет (как
было в прошлом), а сама «возможность показать что-либо имеющее
отношение к человеку», причем что именно—безразлично. Автор,
пишет Ортега, ссылаясь на пример художников-импрессионистов,
должен оставить «на полотне лишь самое необходимое, чтобы я (то
есть читатель) самостоятельно придал материалу окончательную
отделку. <...> Мы как бы наблюдаем предметы в их вечном status
nascens (моменте рождения.—Г. Ф.)». Полные высочайшего драматиз-
ма моменты в жизни человека—«час рождения» и «час смерти»,
и именно они сообщают искусству «живое присутствие, которым
отмечены предметы на картинах импрессионистов». «Не сюжет служит
источником наслаждения,—нам вовсе не важно знать, что произойдет
с тем или иным персонажем... не важно, что происходит, нам нравится,
как эти люди входят, уходят, передвигаются по экрану» (с. 268).
Для романа XX века важны не функции персонажей, а их суб-
станции. На сходной противоположности покоится различие между
трагедией французского классицизма и испанским национальным
театром. Первый давал зрителю образцы нравственного совершен-
ства, второй был «горючей смесью», пронизанной духом экстаза
и мистической экзальтации. Посвящая блестящие (хотя часто и ве-
сьма спорные) страницы испанскому национальному театру, а да-
лее—Прусту и Достоевскому, Ортега стремится привести читателя
к конечному выводу, что сюжет в романе имеет психологический,
а не эстетический интерес. Вот почему действие в нем—мертвый
груз, который должен быть сведен к минимуму. Как и современная
— 26 —