ФИЛОСОФИЯ ИСКУССТВА И ИСКУССТВО ФИЛОСОФА
ждало писавших об Ортеге как у нас, так и за рубежом характеризо-
вать его как реакционера, представителя аристократии, презирающе-
го народные массы. Между тем Ортега был не большим «аристокра-
том», чем С. Киркегор или Г. Ибсен, которые также считали, что
историей призвано руководить меньшинство (а не большинство). Ни
по своему происхождению, ни по своим общественным взглядам
(как мы еще не раз убедимся ниже) Ортега не принадлежал к пред-
ставителям испанской аристократии и не защищал ее интересов.
Соответственно этому в понятия класса или касты он не вкладывал
привычного для нас социального значения. «Меньшинство», «элита»,
согласно взглядам Ортеги, есть в каждом общественном классе—и
господствующем и угнетенном. Это не родовая (или финансовая)
аристократия, а одаренная наибольшими способностями, наиболее
высокая по своим нравственным и эстетическим задаткам и качест-
вам часть общества, которая в наибольшей степени способна руко-
водить обществом и содействовать его движению вперед. Именно
это умственное и нравственное превосходство общественного мень-
шинства, качества ума и сердца, возвышающие его над серой тол-
пой, придают ей значение духовной аристократии в силу присущей
ей тонкой нервной организации. Таким образом, при всем роман-
тическом характере свойственного Ортеге противопоставления из-
бранного меньшинства и массы, касты и демоса, отрицание им
естественного равенства людей означало в первую очередь призна-
ние неравенства человеческих умов и талантов, а не утверждение
исключительного права земельной аристократии, буржуазии или
других имущих слоев общества на монопольное владение землей,
капиталом и государственной властью, а тем более на право рас-
поряжаться ею в свою пользу в ущерб национально-народным ин-
тересам. Наглядным доказательством всего вышесказанного являет-
ся трактат Ортеги «Восстание массы», к разбору которого мы вскоре
перейдем.
Итак, новое искусство, по Ортеге, отличается от старого тем,
что оно вполне сознательно, принципиально хочет быть и оставать-
ся непопулярным, обращенным к элите, а не к массе. Но тем самым
оно не испытывает и потребности быть общечеловеческим и обще-
понятным. Порождаемое им эстетическое переживание не приближа-
ет людей к стихии повседневной жизни, а дистанцирует их, отчужда-
ет от нее. На этом основана принципиальная основа нового искус-
ства—его «дегуманизированность».
— 22 —