ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
крестьянину известно лишь то, что непосредственно
затрагивает его интерес земледельца. -
Итак, ситуация оптимальная для познания, други-
ми словами, для усвоения максимума объективных
элементов наивысшего качества, лежит где-то между
чистым созерцанием и неотложным интересом. Из-
вестный жизненный интерес, не слишком определен-
ный и глубокий, должен организовывать наше созерца-
ние, ограничивая, ограждая его, вооружая перспекти-
вой внимания. Что касается природы, можно
с уверенностью сказать, что ceteris paribus13 именно
охотник, точнее, охотник-любитель лучше всего знает
ландшафт, вступая в плодотворное и богатое общение
с его типами. Лучше всего мы знаем те города, где
были влюблены. Любовь направляла наш дух на пред-
мет наслаждения, в то же время не превращая его
в сознательно избранный центр виденного.
И лучше всего запомнились нам не картины в му-
зее, куда мы пришли, чтобы специально «на них по-
смотреть», а гравюра на серой стене гостиной, куда
забрели совершенно случайно. И, вероятно, нам ниче-
го не скажет концертное исполнение той самой песни,
которая однажды заставила сердце трепетать, когда,
бредя по улице и думая о своем, мы вдруг заслышали
голос слепого музыканта. Без сомнения, подлинное
назначение человека не в созерцании. Вот почему наив-
но думать, будто для того, чтобы созерцать, нужно
просто начать это делать, иными словами, превратить
созерцание в исходный акт. Нет. Только отведя созер-
цанию второстепенную роль, только вооружась дина-
мизмом определенного интереса, мы, возможно, об-
ретаем оптимальную способность познания, воспри-
ятия окружающего.
В противном случае первый же человек, оказавший-
ся пред лицом Мироздания, охватил бы его своим
взором, узрел бы его целиком. На самом деле Вселен-
ная открывается постепенно, круг за кругом и каждая
жизненная ситуация, стремление, интерес, потребность
служат как бы особым органом, посредством которого
человек исследует некую часть своего окружения.
Итак, конкретные интересы, предпочтения, потреб-
ности, чувства—все, что изначально представлялось
препятствием для чистого созерцания, есть его необхо-
282
МЫСЛИ О РОМАНЕ
димая предпосылка. Любая человеческая судьба, если
она до конца не искалечена,—это уникальный аппарат
наблюдения, целая обсерватория, которая неповтори-
ма, пусть даже чья-то другая кажется лучше. Самая
незаметная, горькая жизнь может иметь высокое тео-
ретическое значение, смысл, незаменимый никаким
другим (хотя только определенные типы существова-
ния представляют условия для наилучшего познания).
Оставив столь сложные темы, ограничимся выво-
дом: созерцание существует лить благодаря минимуму действия. Поскольку романные флора и фауна вы-
мышлены, автор должен внушить нам известный вооб-
ражаемый интерес, увлечение, которые станут
динамической основой, перспективой видения. Чем бо-
льше развивалась психологическая проницательность
читателя, тем быстрее утолялась его страсть к драма-
тизму. Современный романист уже не в состоянии
выдумать увлекательный длинный сюжет. На мой
взгляд, в этом нет ничего страшного. Толики драмати-
зма и напряжения вполне достаточно. Но эта толика
совершенно необходима. Пруст доказал необходи-
мость движения, создав роман, разбитый параличом.
— 207 —