|
Ясно, нежизнеспособен любой роман, чей создатель
преследовал какую бы то ни было побочную цель, будь
то политика, идеология, аллегория или сатира. Всякая
деятельность подобного рода несовместима с иллюзи-
ей, но, напротив, находится в тесной связи с горизон-
том реальных поступков каждого человека. Касаться
таких вопросов—все равно что выталкивать нас нару-
жу из вымышленного замкнутого пространства, обре-
кая на живую и тесную связь с абсолютным миром,
в котором протекает наша подлинная жизнь. Какое мне
дело до судеб вымышленных героев, если автор застав-
ляет меня столкнуться со сложной проблемой моей
собственной политической или философской судьбы!
Задача романиста—притупить у читателя чувство
действительности, под гипнозом заставив его вести
мнимое существование.
Вот источник глубокого противоречия, заключен-
ный в так называемом «историческом романе». Силясь
придать вымышленному космосу черты исторической
достоверности, этот жанр неизбежно рождает конф-
ликт между двумя горизонтами, каждый из которых
требует определенного настроя нашего зрительного
аппарата. В результате нам приходится то и дело
менять точку зрения. Читатель не в состоянии одно-
временно смотреть предложенный ему романистом
287
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
сон и предаваться строгим историческим размышлени-
ям. На каждой странице он в замешательстве: и собы-
тия и действующие лица можно с равным правом
отнести и к вымыслу и к истории. В последнем случае
все приобретает мнимый, условный характер. Попытка сделать взаимопроницаемыми два мира приводит
к их взаимоуничтожению; поневоле приходишь к выво-
ду: писатель либо искажает историю, слишко прибли-
жая ее к нам, либо снижает эстетическую ценность
романа, слишком удаляя его в абстрактный план ис-
торической истины.
Обособленность лишь та форма, которую обретает,
в романе императив любого искусства: довлеть са-
мому себе. Вот что смущает незрелые умы и робкие
души! Ничего не поделаешь, таков суровый закон:
всякая вещь лишь то, что она есть, и только. На-
ходятся, однако, люди, желающие быть всем сразу.
Не довольствуясь тем, что они художники, они хотят
вдобавок быть политиками, вождями, правителями
или воображают себя пророками, глашатаями боже-
ственной мудрости, властителями человеческих дум!
То, что они предъявляют так много требований к себе
лично, еще полбеды; хуже, что их ненасытное че-
столюбие требует ото всего на свете той же мно-
голикости. И совершенно напрасно. Искусство мстит
всякому, кто желает быть больше чем художником,
не давая своим творениям стать хотя бы произве-
дениями искусства. Так, политика поэта лишь наив-
ный, беспомощный жест.
— 211 —
|