|
Впрочем, не всегда работа с семейной историей делается в духе саги, эпоса; порой случается обнаружить ее важные черты даже в рамках значительно более “легкого” жанра. Мастерская на конференции под названием, допустим, “Семейная культура и ее трансформации” не предполагала прямого обращения к теме: три часа в разноязычной аудитории, интересы и пристрастия которой и выяснить-то не успеешь – не то что полную геносоциограмму выстроить. Однако именно тогда встретился мне один из самых ярких примеров потребности в работе как раз той направленности, какую мы ведем “по-настоящему”. Казалось, что женщина, вызвавшаяся поработать со своей семейной историей, движима простым житейским интересом, даже любопытством: что же там такое можно раскопать? Но уже через несколько минут после начала работы стало ясно, что именно притягивало и пугало протагонистку в истории рода – и с чем мы будем работать. “Один дед красный, другой – белый. Когда я родилась, их обоих уже на свете не было. И все равно я хочу, чтобы они – не знаю, не то чтобы помирились, но хотя бы признали, что у того, другого, своя правда. Почему-то это важно”. Чтобы можно было точнее представить происходившее, добавлю: это было уже после путчей, но до начала чеченской войны, на излете мировой моды на все российское – от матрешек до политиков. Еще читались журналы с огромным количеством исторических материалов, словно все архивы открыли и вытряхнули разом. Одни публицисты призывали к покаянию, другие огрызались; все репутации словно бы стали сомнительными... Мы договорились о времени и возможном результате работы, а дальше все было как обычно: Ирина выбрала из аудитории вспомогательных лиц – любопытно, что деда-белогвардейца играл американец, возможно, более “чужой” для протагонистки. Меняясь ролями с каждым из своих героев, она задала им тексты и действия. Неточности в этих текстах ничего не меняют, поскольку мы имеем дело не с иллюстрацией к учебнику – тоже пристрастному и мифологизированному, кстати, – а с поиском субъективной, внутренней правды. Первый дед: Я, сын трудового народа, верный присяге красноармейца, тем не менее скажу так: ваше благородие, хоть вы мне и классовый враг, но вот ведь штука-то какая: внучка у нас с вами общая. Так что это... мир, что ли? (Неловко протягивает руку.) Второй дед: Я, офицер армии генерала Деникина, так же верен присяге, данной государю императору. Ни под каким видом не отказываюсь от своих убеждений и до самого конца храню офицерскую честь. Однако допускаю, что и Вы любите Россию по-своему. Что же до нашего с вами родства – так кровь не водица. Вашу руку, господин... уж не знаю, как Вас величать. (Осторожное, напряженное рукопожатие.) — 83 —
|