Российский менталитет. Вопросы психологической теории и практики

/

Правовые представления российского общества 77

связывал способность отстаивать свое право с чувством собст­венного достоинства [13]. Чувство собственного достоинства это, одновременно, основной личностный механизм. Западно-евро­пейская личность, едва являясь на свет, уже обладает тем чув­ством ценности своего «Я», которое затем всей системой воспи­тания и отношений превращается в чувство собственного дос­тоинства. Тогда как в России, как заметил еще В. Белинский, важнейшим механизмом личности становится самолюбие, ко­торое отличается от чувства собственного достоинства. Это не свобода и непринужденность проявления своего *Я», а болез­ненная установка на возможность ущемления такой свободы.

Психологическая характеристика правового сознания лич­ности была получена в исследованиях, показавших, что в от­личие от западно-европейских правовых представлений, свя­зывающих функцию закона с обеспечением справедливости, т. е. защитой позитивных ценностей, в отечественном созна­нии представлена негативная, карающая функция закона, что составляет наследие тоталитаризма [7]. Можно расширить эти данные выводом, что в отечественном сознании законы и пра­во воспринимаются только как обязанности личности перед государством, но не как права. И тем не менее при дефиците целого ряда объективных социальных и внутренних субъек­тивных условий, по-видимому, можно говорить о возникнове­нии предпосылок правового сознания личности. Для этого не­обходимо дифференцировать целый ряд отношений, которые обычно рассматриваются нерасчлененно, синкретично. Первые два отношения были дифференцированы Н. Я. Данилевским, который писал, что буржуазному праву удалось решить одно­временно обе части правовой задачи — взаимоотношений лич­ности с государством и взаимоотношений личностей друг с другом. Вторые два отношения, были связаны в западном пра­вовом сознании — это права и обязанности. Они интегрирова­лись взаимной ответственностью — государства перед лично­стью, гарантировавшей обеспечение ее прав, и личности перед государством, гарантировавшей выполнение своих обязанно­стей. В российской социальной жизни и в сознании личности оказались разорваны те два отношения, которые по мнению Н. Я. Данилевского, связаны в западном праве — отношение к государству и к другим людям, а также не только разорваны права и обязанности, связанные в правовых государствах, но пРава вытеснены, заменены обязанностями. «Христианское смирение было ложно истолковано, — пишет Н. А. Бердяев,