|
"не убий" (эти принципы, как известно, быстро "забываются" во время войн и социальных потрясений). Что касается последних "гуманных" лозунгов, то ведь даже и в относительно развитых обществах (не говоря уже о грубых людоедах - "дикарях") предательство и даже убийство членов "чужого" клана вовсе не считается аморальным поступком. Напротив, такое убийство часто вменяется в нравственную обязанность индивида, иногда даже вопреки более позднему правовому запрету (например, кровная родо- вая месть). То же самое относится и к прелюбодеянию "вообще". Моральное осуждение "супружеской неверности", по существу, ввело лишь хри- стианство. Но даже и с христианской точки зрения этот "грешок" не- сопоставим с ужасным преступлением - прелюбодеянием внутри рода (т.е. не просто с "чужой" женой, что есть преступление против част- ной собственности, но с матерью или родной сестрой); последнее - смертный грех у всех народов, во все времена и эпохи (так же, как и внутриродовое убийство). Тот факт, что в отличие от узкогрупповой (родовой) нравствен- ной солидарности всеобщая "гуманность" и "добро" стали практиче- ски осуществимыми в сложных цивилизациях лишь при наличии рас- торопной полиции, т.е. факт внутреннего бессилия абстрактных прин- ципов морали, - этот факт доказывает лишь то, что исходным пунктом истории "нравственных существ" (Дарвин) является не "человечество вообще", но множество сосуществующих, агрессивных, относительно примитивных групп - сверхбиологических внутри себя родовых со- обществ, ведущих, однако, между собой (вовне) "естественную" (т.е. вполне безнравственную) борьбу за существование (от совместной охоты за "чужаками" и торжественного пожирания их - первобытные каннибалы - до современных форм жестокой конкуренции и "эконо- мического" убийства). Проблема преобразования всемирного социу- ма, состоящего из множества микро- и макросообществ различной степени нравственной "плотности" (род, община, этнос, нация, класс), в единую "семью", где частное и общее сливаются в одно, где "в усло- виях действительной коллективности индивиды обретают свободу в своей (универсальной - Ю.Б.) ассоциации и посредством ее"2, - эта проблема выходит за рамки не только антропогенеза, но и за рамки самой истории, поскольку ее практическое разрешение обозначало бы генетический скачок в новое качество - скачок, очевидно, не меньший по значению, чем сам антропогенез. Пока что это - лишь утопия, ко- торая требует массовых жертв. Что же касается антропогенеза, то следует подчеркнуть, что здесь все дело упирается не в проблему "обобществленного человечества" с единым нравственным ядром, но - в генезис простейшей родовой ор- ганизации, противопоставленной другим, себе подобным. Такая по- становка проблемы диктует нам и специфически антропогенетическое — 91 —
|