|
Возникновение внутренней речи соотносится со способностью детей к объективации (в терминах Д. Н. Узнадзе) как началом их познавательной деятельности и когнитивного поведения. Исследователи этой проблемы отмечают, что «процессы внутренней речи, могущие участвовать в актах познавательной деятельности, должны также возникать с 7-летнего возраста» [10. С. 101]. Изучая внутреннюю речь, Б. Г. Ананьев [1] полагал, что ее источниками являются все виды речевой деятельности — не только внешняя речь (говорение) и слушание (что в генетическом плане рассматривалось Л. С. Выготским и П. П. Блонским), но и письмо и чтение. Поэтому, согласно Б. Г. Ананьеву, «формы внутренней речи, их механизмы и фазы процесса всегда своеобразны в зависимости от того, в какой речевой деятельности они формируются» [1. С. 367]. Б. Г. Ананьевым было также выдвинуто положение о неоднородности, фазности внутренней речи от малодифференцированных ее форм, от «установки на речение» к развернутым внутренним монологам, внутреннему говорению. Продолжая логику рассуждения В. Гумбольдта и А. А. Потебни относительно функционального многообразия речи, Л. С. Выготский выдвинул тезис о том, что «внутренняя речь представляет собой совершенно особую, самостоятельную и самобытную функцию речи» [2. С. 252]. Функциональная особенность внутренней речи как речи для себя определяет ее отличительную особенность — «суммарную сокращенность», слагающуюся: 1) из синтаксической сокращенности, то есть «редуцированности речи до одного сказуемого», так называемой предикативности; 2) из редуцированности ее фонетической стороны, то есть сведения, произнесения слов до одного звука — «внутренняя речь есть в точном смысле речь почти без слов» [2. С. 345]; 3) из доминирования смысловой, семантической 151 стороны над синтаксической и фазической: «...фазическая сторона речи, ее синтаксис сводятся до минимума, максимально упрощаются и сгущаются. На первый план выступает значение слова» [2. С. 346]. При этом само доминирование семантической стороны над фазической реализуется, во-первых, в доминировании смысла над значением: «здесь превалирование смысла над значением фразы, над словом, всего контекста над фразой... постоянное правило» [С. 348], что позволяет говорить о контекстности внутренней речи. Во-вторых, оно реализуется в семантической агглютинации, то есть соединении, «слипании» значений слов, и, в-третьих, — в переливании, взаимовлиянии образуемых слов (их «текучести», в терминах Н. И. Жинкина). Две последние особенности, относящиеся к семантической стороне внутренней речи, определяют ее идиоматичность (то есть индивидуальность внутреннего, универсального предметного кода, по Н. И. Жинкину) и как следствие ее непонятность. — 105 —
|