Множество появившихся в конце перестроечной пятилетки телевизионных и радиопрограмм и каналов, газетно-жур-нальных изданий проблемы труда и работы, как известно, вообще игнорируют, заменив их апологетикой потребительства и стяжательства. Таким образом, перестроечные экономические, политические и социально-психологические ошибки (включая энтропийную деятельность средств массовой коммуникации) привели в конце 80-х гг. к отчуждению многих людей от ценностей труда, творчества и общественной активности, к «приватизации» и эскапизации ценностных ориентации, а затем и к состоянию общего разочарования и апатии, что выразилось в дезорганизации производства (объем производства за 1991-1992 гг. упал на 35 %), дальнейшем росте преступности и падении морали, в игнорировании большой частью населения выборов в Советы всех уровней и даже референдумов 17 марта 1991 г., 25 апреля 1993 г. и 12 декабря 1993 г. Как нам представляется, снова во имя очередной «единственно верной» догмы (теперь уже «светлого капиталистического будущего») приносится в жертву духовное и материальное благосостояние десятков миллионов россиян. «Веруя безусловно в преимущество европейской цивилизации, наши доктринеры-чиновники с жадностью хватаются за разные образчики европейского прогресса... Для них, проповедующих уважение к личности человеческой, народ — tabula rasa, на которой вырезай резцом, что хочешь! Уроки истории — им решительно нипочем!»[94] Поразительно, что эта слова написаны не сегодня, а еще в XIX в. Иваном Аксаковым. Оказывается, менталитет современных российских реформаторов все тот же и проблемы все те же — формально-технократический подход игнорирует духовно-психологический фактор. А ведь следовало бы задуматься хотя бы о том, что 70 лет россияне жили в социалистических условиях, когда государство контролировало и опекало людей во всем, но худо-бедно обеспечивало социальную защиту, что люди отучены от самостоятельности и предприимчивости, что в обществе преобладает коллективизм, а не индивидуалистическая конкуренция, что сильны традиции иждивенчества и бюрократизма. Более того, следовало бы вспомнить о таких идущих вглубь веков психологических особенностях российского, русского менталитета, как общинная уравнительность, православное отношение к богатству и деньгам, как к чему-то сомнительному и греховному, неорганизованность, социальная пассивность, «обломовщина», слабое правосознание и неуважение к законам и т. д. В общем, необходимо было учесть, что психология русского, и особенно советского, человека плохо стыкуется с рыночной экономикой. И это отнюдь не является какой-то ущербностью, но именно его своеобразием, «лица необщим выраженьем». — 228 —
|