В большинстве смыслообразов Д. присутствуют с небольшими вариациями все перечисленные атрибуты Д.: познание, чувство и воля, У Августина главными способностями Д. выступают па мять, разум и воля. Если к.-л. из атрибутов отсутствует, Д. оказывается ущербной. Наир,, Л. Н, Толстой писал, что полководцы лишены самых лучших человеческих качеств: любви, поэзии, нежности, философского сомнения. Наличие всех атрибутов Д, (разума, чувства, воли, добавим: и память) не гарантируют се богатства. Глубокий ум, высокий талант, замечательное профессиональное мастерство м. б. отравлены гордыней,завистью, которые опустошают Д., убивают дух. М. б. платоновской соединенной силе не хватает крыльев?! Подобное объяснение красиво. И хотя его трудно принять в качестве определения, из пего следует, что Д. нельзя свести к познанию, чувству и воле. Д. — это таинственный избыток познания, чувства и воли, без которого невозможно полноценное развитие их самих. Признание реальности Д. неминуемо влечет за собой вопрос о ее онтологии. Аристокссп (ученик Аристотеля) утверждал, что Д. есть не что иное, как напряженность, ритмическая настроенность телесных вибраций. В этом же духе рассуждал Плотин. Отвечая па вопрос, почему красота живого лица ослепительна, а па мертвом лице остается лишь след ее, он писал, что в нем пет еще того, что притягивает взгляд: красоты с грацией. А. Бергсон но этому поводу замечает: «Не зря называют одним словом очарование, которое проявляется в движении, и акт великодушия, свойственный Божественной добродетели, — оба смысла слова ?grace* составляли одно*. Близкие мысли высказывали естествоиспытатели. А. Ф. Самойлов, оценивая научные заслуги И. М. Сеченова, говорил: «Наш известный ботаник К, А. Тимирязев, анализируя соотношение и значение различных частей растения, воскликнул: «лист — это есть растение». Мне кажется, что мы с таким же правом могли бы сказать: «мышца — это есть животное*. Мышца сделала животное животным... человека человеком*. Продолжая этот ход рассуждении, можно спросить, что есть Д.? Телесный организм занят. М. б. это есть грация или, в терминах Н. А. Бернштейна, живое движение? Именно па конечных участках действия Ч. Шерринг- тон локализовал ее атрибуты (память и предвидение). К этому следует добавить утверждение Р. Декарта о том, что действие и страсть — одно. Л, А. Ухтомский придал подобным размышлениям вполне определенную форму. Поставив перед собой цсльиозмапия анатомии человеческого духа (Н. В. Гоголь назвал бы его «душевным апатомиком*), Ухтомский ввел понятие функционального органа индивида. Такой орган есть всякое временное сочетание сил, способное осуществить определенное достижение. Он подобен вихревому движению Декарта. (Еще раз вспомним соединенную силу в метафоре Платона.) Такими органами являются: движение, действие, образ Мира, воспоминание, творческий разум, состояния человека, лаже личность. В своей совокупности они и составляют духовный организм. По мысли Ухтомского, эти органы, сформировавшись, существуют виртуально и наблюдаемы лишь в исполнении, т. е. в действии, в поступке, в эмпирическом действительном бытии. Здесь пет противоречия; так, остановку можно рассматривать как накопленное движение. Таков, напр., образ, представляющий собой эйдетическую энергию, накопленную по ходу его формирования. Такая энергия при санкции Д. и смелости духа воплощается в действие, в произведение. По сути дела Ухтомский пришел к выводу об энергий ной проекции духовного организма (сочетание сил), в котором имеется место Д. — 230 —
|