Том 3. Черным по белому

– А вы, простите, чем занимаетесь?

– Я – писатель.

– Неужели? Где же вы пишете?

– В журналах, газетах…

– А скажите, когда вы садитесь за стол, то у вас уже есть тема?

– Почти всегда.

– Вот я не понимаю, как это может прийти в голову тема? Кажется, сиди, сиди и век не выдумаешь.

Я пожал плечами:

– Все зависит от тренировки.

– Я один раз тоже написал рассказ. Потерял куда-то. Если найду – пришлю вам прочесть… Ладно?

– Пожалуйста…

– У меня в Лодзи был один знакомый писатель – Коля Вычегодзе. Может быть, знаете?

– Нет, не слыхал.

– Он тоже рассказы, стихи писал. Слушайте… вот скажите ваше мнение: здорово ведь писал Некрасов?

– Да, хорошо.

– Мне тоже нравится. А скажите, правда, что он драл своих крестьян и проигрывал их в карты?

– Ну, это так… сплетни.

– Вы и стихи пишете?

– Нет, не пишу…

– Труднее. Вот этот Коля Вычегодзе и стихи писал.

Чемпион мира замолчал, хлопая себя по руке ремнем от оконной рамы. Я думал, что разговор кончился.

Но чемпион посвистал немного, зевнул, прикрыв рот рукой, и спросил:

– А где сейчас Куприн?

– Не знаю, кажется, за границей.

– Слушайте, а вот Андреев… Что хотел сказать своей Анатемой… Я, собственно, так и не понял.

Я устало взглянул на него. Нехотя промямлил:

– Вещь глубокая, философская…

– Тэ-эк-с, тэ-эк-с. А скажите, Горький что-нибудь теперь пишет? Вот ведь гремел когда-то. Не правда ли?

– Да, – подтвердил я. – Гремел. Они с Фоссом гремели. Слушайте, кстати, правда, что Фосс мог на плечах шестьдесят пудов выдержать?

Чемпион мира сразу осунулся и скучающе пожал плечами.

– Шестьдесят пудов, это можно выдержать.

– Слушайте, а где теперь Абс?

– Умер.

– Неужели? А Лурих где борется?

Чемпион ничего не ответил. Он мрачно встал и принялся укладывать вещи.

Это, вероятно, был первый случай, когда чемпион мира был побежден, был положен на обе лопатки мирным, слабым писателем.

Быт

Однажды, вскоре после того как я приехал в Петербург искать счастья (то было четыре года тому назад), мне вздумалось зайти закусить в один из самых больших и фешенебельных ресторанов.

Об этом ресторане до сих пор я знал только понаслышке. И вошел я в его монументальный огромный зал с некоторым трепетом.

И когда сел за столик, сразу на меня пахнуло суровостью и враждебностью незнакомого места. Было как-то холодно, страшно и неуютно… Официанты казались слишком необщительными, замкнутыми, метрдотель слишком величественным, а публика слишком враждебной и неприветливой.