Данное положение вполне реально отражало практическую направленность на спасение раннего буддизма и, соответственно, подчиненную роль различных теоретических конструкций. Но по мере развития и институтизации буддизма, теория все более и более выходила на первый план, ее значение зачастую подминало под себя практическую сторону совершенствования: в буддийских монастырях ценилось уже не чистота сознания, а знания буддийской теории и умение ее логически обосновать и отстоять в различных ученых диспутах. Переломным этапом в развитии буддийской теории послужила деятельность Нагарджуны (примерно 150-250 гг.). В.П. Андросов предлагает использовать системный подход к этой деятельности и применять понятие Нагарджунизм, как вид текстовой деятельности II-IV веков по оформлению Махаяны.[66] В любом случае, теоретический и практический потенциал новых идей «Второго Будды» заложил основы совершенно нового направления буддийского учения. В истории буддизма деятельность Нагарджуны получила название «Второй поворот колеса Учения». Отражая этот этап доминирования гносеологической истины, Нагарджуна фактически отождествляет ее с онтологической истиной, провозгласив, что постижение гносеологической истины и будет достижением онтологической истины, понимаемой как функционирование прежде всего сознания. В основу же гносеологической истины он выдвинул понятие пустота (шунья, кун, ?), подразумевающее не непосредственное отсутствие чего-либо, а нереальность и относительность всех явлений, их невыразимость вербальными средствами. В первую очередь это относилось к дхармам, через которые рассматривались все явления. Другими словами, провозглашалось, что дхармы нереальны, пусты по своей природе и не могут нести какие либо признаки. — 41 —
|