Ребенок и знак

119

спортивного интереса. В целом же от трех к шести — семи годам нарастает способность к использованию предметов в их игровой функции и снижается сопротивление к переименованию и перефунк­ционированию предметов. Следовательно, пока речь идет только о переназывании, такое символическое замещение осуществляется детьми довольно легко.

Далее в экспериментах Д. Б. Эльконина развивалась линия на расхождение привычного доигрового и игрового использования предметов. Так, ребенку предлагались четыре предмета с придан­ными им игровыми наименованиями (карандаш — нож, мячик — яблоко, автомобиль — домик, кукла — собачка) с просьбой осущест­вить игровые действия типа дать яблоко собачке, поставить собачку в домик, отрезать ножом кусочек яблока. Понятно, что некоторые из этих действий в эксперименте производились легко, а некото­рые — трудно из-за несоответствия предмета и его употребления (например, кубик—собачка, автомобиль—дом), поэтому здесь дети делали больше ошибок при совершении требуемых игровых действий с заместителями. Подтвердилось предположение, что чем старше ребенок, тем меньше таких ошибок, тем меньше в игре «все может быть всем», так как «переименование детьми предметов ограничено теми предметами, которые по своим реаль­ным свойствам позволяют произвести требуемые новым наименова­ниям действия. На протяжении дошкольного возраста происходит. значительное расширение закрепленных за словом действий с пред­метом и его свойств, что и создает возможности более свободного, но все же ограниченного игрового переименования» (293, с. 236–237).

Чтобы окончательно убедиться в правильности сделанного вывода, Д. Б. Эльконин создавал в одной из серий эксперимента явно конфликтные ситуации. Например, ребенку давали куклу и бумагу, сохраняя их реальные значения, а также карандаш в качестве ножа, нож в роли карандаша и молоток в роли колбасы. После усвоения всех наименований ребенка просили отрезать ножом кусочек колбасы и дать кукле, нарисовать для куклы шарик и домик, отрезать кусочек бумаги, завернуть в нее колбасу. Он пред­полагал, что наличие среди предметов одновременно карандаша и ножа, используемых в противоположных значениях, должно уси­ливать связи предмета и его доигровоего использования и тем самым яснее обнаружить взаимоотношения между системой свя­зей предмета с действиями и слова с действиями. Обнаружилось, что почти все трехлетние и половина четырех — шестилетних детей не принимают нож в качестве карандаша и карандаш в роли ножа в присутствии реальных предметов и стремятся действовать заместителем в его доигровой, реальной функции.