Такое положение, на первый взгляд, не согласуется с традицией, идущей от Л. С. Выготского, считать, что в основе игрового замещения лежит не некое сходство обозначающего и обозначаемого по внешнему виду, а сходство по действиям, которые можно произвести с заместителем так же, как с реальным предметом, то есть функциональное подобие. Объясняя природу этого функ- 122 ционального подобия, Л. С. Выготской отталкивался от гипотезы, что «детская символическая игра... может быть понята как очень сложная система речи при помощи жестов, сообщающих и указывающих значение отдельных игрушек. Только на основе указывающих жестов игрушка сама постепенно приобретает свое значение, точно так же, как и рисование, поддержанное сначала жестом, становится самостоятельным знаком» (54, с. 182). Экспериментальные данные многих исследователей показали, что предметы, которые вовлекаются в игру как заместители, обычно полифункциональны, сами по себе обладают как бы размытым значением, поэтому удобнее всего в играх оказывается использовать нейтральные предметы — брусочки дерева, палочки, камешки, бумажки, тряпочки и т. п. Именно слово, которым ребенок именует такой нейтральный по значению в игре предмет, из множества возможных его значений отбирает одно, и это сразу конструирует сам заместитель, ограничивая назначение предмета, определяя его функции в игре и способ оперирования с ним. «Это возможно только потому, что само слово в этот период развития несет в себе опыт действий с предметами» (293, с. 245). И даже сюжетные игрушки, которые Ж. Пиаже мог бы назвать символами, тоже полифункциональны, и диапазон их использования достаточно велик, хотя и уже, чем у нейтральных по значению игровых предметов. Л. С. Выготский поэтому предпочитал говорить не о символизме, а о переносе значений с предмета на предмет. Он считал, что в игре ребенка все может быть всем, так как предмет приобретает функции и значение знака только благодаря жестам, действиям, которые наделяют его этим значением. Значение, по мнению Л. С. Выготского, заключается в действиях, а не в объекте, поэтому в принципе безразлично, с каким предметом ребенок будет играть, если он позволяет производить определенные, нужные по сюжету игры действия. Благодаря такому замещению происходит освобождение смысла действия от его конкретности, его операционально-технической стороны и превращение его в изобразительное, передающее только его общее назначение. И, что очень важно, уже в играх четырех-пятилетних детей существенная роль отводится речевой регуляции. То, что ребенок договаривается с самим собой или с другими об игровых значениях предметов, ограничении игрового пространства, то, что дети много жестикулируют, разговаривают, объясняя себе игровые действия и роли, и другие подобные факты показывают, что замещение в игре тесно связано с речевым развитием, особенно, видимо, со становлением планирующей и регулирующей функций речи. — 121 —
|