|
Со временем меняется и механизм культурно-исторической опосредованности человеческой деятельности. Теперь с помрщью границ внешнего и внутреннего индивиды противопоставлены друг другу, однако возникающее между ними напряжение снимается общиной. Но и в общине появляются корыстные люди, заинтересованные в получении контроля (причем в максимально авторитарной, непререкаемой, властной и сакральной форме) над этими воспроизводственными процессами, в развитии фатализации и суб-станционализации людьми неких «конечных» атрибутов бытия. Это влечет за собой переориентацию индивида не на конкретность личностного авторитета «другого», который, как пишет Г.С.Батищев, заразительным примером своей непривычно высокой 1 См.: Батищев Г. С. Социальные связи человека в культуре // Культура человека и картина мира. - С. 101. 52 1.5. От произвольного действия к воспроизводству традиций субъектности звал бы каждого внутренне свободно устремиться всей своей жизнью к этому высокому образцу, а на абстрактные, массово- безличные признаки-требования, соблюдение которых обещает избавиться от трудной повседневной работы над собой как субъектом, от вырабатывания «внутреннего» человека1. Такой традиционализм проистекает вовсе не из стремления к максимально полному распредмечиванию традиционно доступного наследия и не из готовности к бескорыстной верности ему, но из абсолютизируемых конкретных актуальных потребностей в средствах для упрочения и освящения от имени истории и исторических авторитетов социальной регуляции. В таком обществе человек не способен самокритично учиться традиции, что потребовало бы раскрыть и развернуть все многообразие и сложность положительного и отрицательного культурно-исторического опыта при столь же непринужденной готовности творчески-обновляюще продлить жизнь традиции. Тем самым традиционализм умерщвляет живую традицию изнутри. Такой образ жизни всегда сопрягает приверженность индивидов к догматизированному эталону с противопоставлением чему бы то ни было, под него не подводимому. Традиционализм возникает, видимо, и как превращенная форма характерного для общинной жизни примитивного равенства. Дело в том, что само по себе произвольное действие, предполагающее определенные и весьма энергичные усилия индивидов, порождает иерархию и неравенство. Отмечая этот факт, М.Мамардашвили пишет: «Если я определяю человеческую жизнь как усилие во времени, то тем самым я как бы утверждаю, что в жизни всегда, на каждый данный момент, будет какая-то иерархия. Кто меньше усилий совершил, кто больше. И это не вопрос демократии, потому что демократия предполагает равенство исходных условий, а вопрос - роковой. Нельзя поровну делить то, чего нет, что только предстоит человеку познать и открыть своим испытаниям. И в этом смысле есть какая-то справедливая и несправедливая иерархичность в каждый данный момент, потому что в каждый данный момент мы имеем итоговую жизнь»2. — 47 —
|