Зов бытия, зов совести слышен только в оцепенении Ужаса, когда все остальные шумы этой жизни молчат. Они перестают давить на мозг и на внутренний слух, и тут открывается зов совести. Зов это призыв к человеческому бытию стать самим собой, обрести свою подлинность перед лицом бытия-к-смерти. Зов пробуждает спящее, неподлинное человеческое существование и пробуждает слышание. Причем, если обыденное состояние захвачено болтовней, двусмысленностью, шумом, то зов зовет бесшумно, молчаливо, но для человека зов совести воспринимается, как удар молнии. Он внезапен. Это всегда некое потрясение. Я пережил это и могу сказать, это сильное потрясение. Это призвание к тому, чтобы заглянуть в себя и узнать – кто же я, неформально, очень честно и предельно. Многие люди читают книги, и видимо Зов проникает как-то без ужаса, они пускаются в разного рода эзотерику, ищут учителей, но это не то. Но Зов совести всегда происходит против ожидания и против нашей воли, когда допускаешь Ужас. Принимая зов, ты принимаешь вызов, выбирая самого себя. Далее Хайдеггер отмечает, что прежде всего в голосе совести обнажается вина. Причем мне кажется, что в данном случае переводчик не нашел какого-то более широкого слова для бытия виновным, это не некое этическое состояние. Бытие виновным в мире означает бытие причастным. Быть-в-мире, а мы всегда в мире, - это уже и означает быть причастным (виновным) к нему – это и есть собственно быть. Это значит осознавать и разделять судьбу миллиардов таких же заброшенных, таких же предстоящих перед этим вопросом и Зовом, таких же прячущихся. И здесь, когда ты впустил этот зов и ощутил себя причастным к людям своей эпохи, к масштабу большему чем ты сам, тут и открывается возможность соприкосновения с трансперсональным. Ты уже отождествляешь себя не с эго, а с чем-то большим, с эпохой, с бытием, которое остается, когда эго умирает, а оно умирает. ТО, что мы считаем собой, своим сознанием, обращается в ничто, а бытие остается. И таким образом атеист Хайдеггер подводит нас к возможности бессмертия души, но только через признание конечности, признание Ничто! Это парадокс. Можно повести итог: подлинная человеческая самость, которую искал Хайдеггер, была им найдена. Это бытие-к-смерти, ужас, забота, совесть, зов и бытие виновным. И именно к этому порогу близятся и продвигаются герои чеховских произведений. Они ещё только на пороге, только-только разрушаются иллюзии. Они потерянны, ситуация ужаса надвигается, но ещё не надвинулась. Мы вернемся к этому, а пока Жан Поль Сартр «Бытие и Ничто». — 47 —
|