|
Мы говорили в начале лекций о четырех мифологиях, которые до четвертой приходится проживать линейно, без возможности свернуть. Можно только затормозиться, что и делают большинство, цепляясь за удобные модели предыдущего этапа развития. Онтогенез и филогенез повторяет друг друга, и тот путь, что прошло общество проходит каждый из нас. А это значит, что, начиная с символа Великой и Ужасной Матери-природы, мы приходим к многобожию, к политеизму, к богам, отвечающим за разные контексты жизни, чтобы потом соединить всех богов в Единого, выйти на уровень монотеизма, и пройти по нему какое-то время, чтобы потом отринуть бога, существование всякой объективной истины. Решиться на шаг богоборчества, шаг, приносящий максимальное страдание, ведь когда мы находимся на позиции монотеизма, у нас все четко поделено. Есть вера в некую трансцендентную объективную истину и весть конфликт состоит лишь в вытеснении в бессознательное того, что не соответствует этому. Пройдя через это, мы сталкиваемся с тем, что вытесненное начинает проникать в сознание, когда мы выходим на более высокий уровень личностного развития. А более высокий уровень личностного развития – это экзистенциализм. И если мы посмотрим с точки зрения экзистенциализма, то ответ на вопрос «что ждет нас за пределами земного бытия» безжалостен – ничто. Означает ли это окончательный ответ – нет не означает, потому что мы говорим о мифологиях и мы не можем говорить о каком-то окончательном ответе вообще. Ответов много. Говорить, что какой-то из них верен совершенно – бесполезно. У Леонида Андреева, писателя начала XX века, сопоставимого с такими писателями как Куприн, Бунин, у него был рассказ, где человек умерев, ещё никуда не попадая, предстает перед чертом. Черт ему предлагает две возможности: полное небытие либо ад со всеми вытекающими последствиями, которые описаны в литературе. Человеку не хочется ни одного ни другого. Вся фабула рассказа крутится вокруг рассказа черта об одной и другой перспективах. В конце уже черт человека подначивает, что в аду конечно бывают выходные, повышение, выслуга лет, но все равно это вечный ад. В конце концов умерший предлагает тянуть жребий, но что он вытягивает – Андреев специально не описывает, но при этом человек чертыхается по страшному и корит себя что не вытянул другое. Хотя, если б он вытянул другое, как мы можем понять, он чертыхался бы не меньше. Бесполезный спор. Человек умирает, бытие остается – это удивительное переживание. Я один раз читал переживание человека, который пережил клиническую смерть, причем не так, как пишут в слащавых книжках – никаких туннелей. Человеку выстрелили в голову, но каким-то чудом он выжил, а клиническая смерть заключалась в том, что жизнь погасла, не осталось ничего, но каким-то образом, непонятно каким органом чувств, но им ощущалось присутствие бытия. Это не было никак окрашено, и нельзя было назвать пустотой или тишиной, просто было переживание бытия. Возможно это было связано с тем, что человек вернулся из клинической смерти и выжил. Что бы переживал, и самое главное – кто бы переживал. Мы же когда говорим о вопросе загробного существования, очень редко расставляем референтные индексы – а кто переживает бытие после смерти. Кто переживает жизнь и то не совсем понятно. Некое сознание. А что мы имеем ввиду под сознанием? Разные школы психологии имеют в виду под сознанием совершенно различные вещи. Либо это эго, либо это некая точка трансцендентного наблюдателя, так или иначе, существуют теории привязывающие даже точку абсолютно невмешивающегося и безоценочного наблюдателя к определенным ритмам существования мозга. А мозг, как известно, после смерти, в неразрушенном теле, функционирует порядка 40 дней – до этого срока эксперименты фиксируют затухающую электрическую активность в мозгу. Возможно с этим связан обряд поминок на 40-й день. — 42 —
|