– Сварить борщ из ничего и чтобы был вкусный… в этом, понимаете, больше достоинства, и как бы это сказать… чести, чем… вы понимаете. Только… я вас отвлек. Пожалуйста, кушайте. Я вот тоже научился: как это приятно, когда люди едят. Ты его варил, думал, переживал, а люди кушают. Капитан поклонился, отступил к стене, замер в обыкновенном своем хмуром молчании. Со стороны на него странно было смотреть: человек сказал такую речь и стоит как ни в чем не бывало, глядит куда-то мимо и как будто даже ни о чем не думает. Степан начал было: – Ох, ты история… Но глянул на Семена Максимовича и прикусил язык. Семен Максимович, расправившись со Степаном, медленно поставил руку ребром на стол: – Это вы хорошо сказали, Михаил Антонович. И разобрали все до точки. Только и вы не приблудный человек, а что ученик – это неплохо. И я запрещаю и тебе, Алексей, и тебе, Степан Иванович, – старик показал пальцем на того и на другого, – запрещаю называть его капитаном. Степан все-таки прогалдел громко: – Если у тебя чего не поймешь, Семен Максимович, то, пожалуй, и по загривку получишь. Я все понял. Муха протянул тарелку: – А я человек простой, говорить не умею. Михаил Антонович, если там остался этот… постный борщ, плесни, голубчик. Всем стало весело, а капитан пошел к печке колдовать над своим борщом. Муха проводил его взглядом и кивнул на него хозяину с таким выражением: смотри, дескать, тоже человек! Потом почесал за ухом, обратился к Степану: – Расскажи, браток, как там солдаты эти? – Солдаты? А ничего. Солдаты как солдаты. Мужички. – Так… мужички… – Мужички обыкновенные. – Так… А говорят, их к нам… усмирять прислали. – Видишь, товарищ Муха: думала попадья: «Сначала поп, а потом я», а оказалось навыворот: сначала в зад, а потом за шиворот. – А-а! – протянул Муха и захохотал, перекидываясь на табуретке, чтобы посмотреть на хозяина. – А попадья, значит, думала, почет ей будет? А мужички не согласны! – Народ больше интересуется насчет земли, а насчет усмирения мало интересуется. А также и революция для этого в народе нужнее выходит, чем полковники разные да господа. И вообще, как обыкновенно, солдаты. Про учредительное собрание соображают. – А-а? – И меня спрашивали. А я в этом деле… туда, сюда, ни угу, ни мугу, ни в оглобли, ни в дугу. Для чего это… и польза какая будет, еще не разобрал. – Про это и на конференции спросили. Но самый народ разумный который и большевики природные, те прямо говорят: вся власть Советам! — 408 —
|