|
– Про солдат тебе мой Колдунов расскажет. – Ох, и молодец ты, Семен! У тебя прямо штаб: и командующий, и разведка, и артиллерия, только пушек, у бедного, нету. Давай Колдунова сюда! – Говори, что в губернии. – В губернии ничего. Обо всем побалакали. Ничего темного нет. В резолюции так и сказано: обращать внимание на остроту и серьезность переживаемого момента. И еще одно важное дело. Да я лучше тебе прочитаю. Муха из внутреннего кармана достал целую кучу бумажек, послюнявил пальцы, начал перелистывать. Из облезшего футляра вытащил очки и сделался похожим на сельского писаря. – Есть. Слушай: «Сдерживая массы от преждевременных и изолированных выступлений, мы должны теперь же готовиться к тому, чтобы дать решительный отпор нападающей контрреволюции». – Стой, стой! Прочитай-ка еще раз. Муха прочитал еще раз и глянул на Семена Максимовича поверх очков. Семен Максимович оглянулся на дверь в чистую комнату: – Чудное что-то: дать решительный отпор. Выходит, в случае чего дать отпор. А если не будет случая? Муха приступил к сложному делу запрятывания своих бумажек, очков, футляра. – Это так пишется, понимаешь. Там, в губернии, тоже положение на иголках. Написать прямо нельзя, все равно узнают как-нибудь, вот и пишется «отпор контрреволюции», а каждый должен понимать: не жди, пока тебя совсем за глотку схватят. Все едино, они налазят, и довольно нахально. И дело понятное, какой отпор: взять да и… коленкой, это и будет самый лучший отпор. А насчет преждевременных выступлений – это для таких, как твой разведчик. Колдунов этот самый. Да давай же его сюда! Василиса Петровна поставила на сто тарелку борща и черный хлеб. – Вот спасибо, хозяюшка, а то домой далеко еще брести, да и борщ у нас не такой. Говорят, никто на Костроме такого борща не варит, как ты. – Спасибо на добром слове, только это не я варила, а Михаил Антонович. – Михаил Антонович? Это… капитан самый? Что за капитан такой? Да ведь ты научила его? – Научила. – Выходит – подмастерье твой. Здравствуйте, товарищи. А мне борща дали, видите? Капитан озабоченно глянул на Павла, потом на хозяйку. Хозяйка важно кивнула головой на печь, а капитан немедленно загремел заслонкой. Муха задержал кусок хлеба перед усами и засмеялся: – Ну и коммуна у тебя, Семен Максимович! Настоящая коммуна! Павел покраснел, схватил капитана за локоть. – Честное слово! Честное слово, зачем же! Моя ведь хата рядом. Да что это вы, Василиса Петровна! От большого черного горшка, который он держал на тряпке обеими руками, капитан оглянулся на Павла: — 406 —
|