В статье о «Господах Головлевых» близко знавший Смоктуновского критик и заведующий литературной частью МХАТа Анатолий Смелянский напишет об Иудушке: «Будучи много лет свидетелем и „объектом" речевой манеры Смоктуновского, мoгy предположить, что в Головлеве, как, вероятно, во всяком великом и бесстрашном актерском создании он прояснял и свою собственную природу». Анализ записей актерских тетрадок это предположение подтверждает: близость с образом, возникшая буквально с самого начала репетиций, позволяла артисту гораздо шире, чем в остальных случаях, «делиться» со своим персонажем собственным душевным запасом. Так, выписывая реакцию Иудушки на поведение сына: «Он даже погибнуть не может достойно, душевная гниль...». Смоктуновский приводит пример из опыта личных фобий: «Козинцев: Мелкость и лживость». Получивший отказ сын переходит к болезненной теме сыноубийства: «То Бог взял, а вы сами у себя отнимаете. Володя». На ответ Иудушки: «Ну, ты, кажется, пошлости начинаешь говорить» — комментарий: «Прав-прав. Хорошенького понемножку». На предложение: «А теперь пойдем и будем чай пить. Посидим да поговорим, потом поедим, выпьем на прощанье, и с Богом» — пометка: «Раз и навсегда». На прямые обвинения сына реакция: «Да, да, я прав, когда дело доходит до безысходности, начинают клеветать. Значит, если бы я дал денег, ты бы думал так, но не говорил бы. А вот теперь говоришь. Тяжело — очень тяжело». На крик «Убийца!» заметка: «Вот и сподобился от любимого сына». И стратегия, как себя держать при этом нападении: «Сдержанно: надо дать ему сгореть, вводя в плотные слои атмосферы». Пример сдержанности приводится неожиданный: «Нас и не так еще называли — в зарубежной прессе знаете, что писали... Такое!!!» В конце концов потерпеть надо недолго: «Ты сегодня, милый мой, уезжаешь». И даже на брошенное уже не в спину, а в лицо «Иудушка» «— Вытерпим и это. Ни в коем случае не защищается». Кульминационный разговор с сыном расписан по репликам: «Я в церковь пойду, попрошу панихиду по убиенном рабе Божием Владимире отслужить. — По самоубийце то есть... — Нет, по убиенном. «Шантаж. Ага, понятно, это совсем не сложно понять. — Кто ж его убил? Смотрите-ка, он сильный, и это надо пресечь в зародыше. — Вы! Ну, я с тобой сейчас расправлюсь. — 97 —
|