|
— Я?! Ну, я сейчас тебе сделаю бяку. — Вы! Вы! Вы!» Страшная внутренняя человеческая мимикрия. Правота. Правота». Романный Иудушка говорит с сыном «дрожа от волнения», «не может в себя прийти от изумления». Артист выписывает на полях абсолютно иной вариант поведения: «Избиение младенца. Доказывать не свою правоту, а его вину». И туг же впервые написано, как создать ощущение появления тени убитого сына, убитого брата: «Оценки, оценки. Взгляд в партнера — это, может быть, и будет фантом». С ним сражаются, он входит в бойцовский раж: «Вижу, что все против меня, и от этого еще больше распаляется». Обвиняя меня в самоубийстве сына, вы забываете главное: «Они все сами не понимают, что человек сам несет за себя ответственность — сам. Я на чужую волю не посягаю — это безнравственно». И неожиданная аналогия борьбы и победы: «Наилучший способ победить идейного, научного противника — пережить его». Переживший своих врагов, Иудушка расправляется с противником легко, многословно, не смущаясь: «Негде вставить иголку в его логику». Но тут в минуту его безусловной победы и рыданий полностью потерявшего над собой контроль Петеньки вдруг очнется от старческой летаргии до того безмолвная свидетельница маменька Арина Петровна, и из ее груди вырвется вопль: «Прро-кли-ннаааю!» Но как романный Иудушка «вынес материнское проклятие довольно спокойно», так и артист оставил сцену без комментариев. Отметив только редкое для себя техническое задание: «После маменькиного „прокли-наюю" взять дыхание на огромный кусок». Сцену с племянницей Аннинькой, приехавшей после смерти Арины Петровны, Смоктуновский открывает привычным ключом поединка: «Ну, ты что же ревизовать меня приехала... Давай повоюем». Но тут вмешивается еще один, ранее отсутствующий компонент: его по-мужски тянет к Анниньке. И это вожделение выражается в грубых, резких формах — насилия, а не нежности. Но тем не менее это беспокоящая тяга порождает какие-то непривычные оттенки настроения — ощущение близости к другому человеку, связи с ним: «Соединены общей потерей близких людей». Он уже зависим от ее мнения, от ее взгляда, от ее оценки: «Евпраксия (и это она осудит)». И тем больнее, что и она ведет себя, как враг, как чужая. На реплику Анниньки: «Дядя, отчего вы в гусары не пошли?» — пометка: — 98 —
|