|
«Все его привычки поведения, которые вызвали прозвище Иудушки, кровопийцы и т. д., — нужно объяснить жизнью человека Такой человек! Ни на мгновение не может усомниться в негативности хотя бы одного какого-нибудь своего поступка. В результате: апостол безнравственности. Знает ... ненависть и постель (похоть). Не знает сомнений, рефлексии, двусмыслия. Ну, вот теперь-то можно и добить, доуничтожить. 1. - относительность всего ко всему и между собой. 2. — причина - Бог и мы его проводники. 3. Бог наталкивает на то, что не все так просто и легко». Но этот Апостол безнравственности живет с чувством, что его подстерегает «Постоянная опасность». И думает поэтому «Не как защититься, а как напасть». Поэтому каждое событие, грозящее изменениями его налаженному быту, воспринимает как нападение и угрозу. Сообщение о рождении его сына от Евпраксии — Владимира комментируется артистом так: «Ребенка придумали, а теперь еще используют его, сволочи». В потоке всполохов самых разных мыслей ни одной, вырывающейся из замкнутого крута: ребенок — попытка поймать меня в капкан. Ни одного проблеска отцовской гордости, отцовского чувства, знакомого и зверю. Только боязнь за себя, за свой образ мира, за привычную рутину заведенного порядка, который младенец нарушает самым бесцеремонным образом: «Дети — это ловушка. Я знаю — они решили использовать случай... Не нужно отбояриваться. Она — Улита — виновата. Требовать от нее ответа. Признайся, это заговор. Светло и уверенно смотрю на Улиту». И рядом дает комментарий уже не с точки зрения Иудушки, а со стороны: «Рождение Володьки нарушает ход всей его жизни. Ход связей. Он рвется в абсолютную свободу, не заметив, как вырвался в пустоту. Жлоб с отмороженными глазами. Только я, только мне, и только». Вообще, в работе над этой ролью постоянный прием Смоктуновского - оценка людей и событий с разных точек зрения: «изнутри» персонажа и со стороны. Причем дальность дистанции «со стороны» также бесконечно варьируется. Любопытно, что и для Додина ключом к работе над «Головлевыми» стала возможность «смены точки зрения»: «...на репетициях „Господ Головлевых" было очень трудно с первым актом, мучительно трудно. Я начал бродить по залу, сел где-то на последнем ряду, сбоку, то есть сменил точку зрения... Я ушел с этого проклятого режиссерского места, где всегда одна точка зрения, буквально одна точка зрения, физически, но она и психологически часто одна...». Первый раз в выяснениях по поводу новорожденного сына Иудушка борется с кем-то, кто сражаться заведомо не может, борется скорее со знаком (младенец на сцене не появляется), чем с реальным существом. И сам не замечая, что, обрывая одну за одной все человеческие привязанности, он теряет связь с жизнью вокруг: как если представить себе сумасшедшую марионетку, обрывающую одну за одной нити с рук, ног, головы, а потом бесформенной кучей оседающую на сцене, лишенную поддержки: — 101 —
|