|
Юрьев, 1992]. Для нашей темы она представляет интерес, будучи наиболее репрезентативной методологически. Занимаясь в течение многих лет анализом сознания рабочего клас- са и больших социальных групп, Дилигенский не мог не обнаружить, что парадигма объяснения с ее акцентом на межличностные отноше- ния, исследуемые к тому же методом лабораторного экспериментиро- вания мало, что могут дать для понимания процессов более высоко- го уровня. Кроме того, как он справедливо замечает, социальных пси- хологов обычно занимает как протекают психологические процессы, а <не что представляет собой запечатленный в их психике образ это- го мира, стимулируемые им мотивы, цели, ценности> [Дилигенский, 1996, с. 10]. Нельзя не согласиться и с другим замечанием, относи- тельно того, что <социальная психология не особенно дружит с исто- рией, она предпочитает в основном заниматься человеком вообще, а не конкретно-историческим человеком. В изучаемом ею отношении <человек - общество> вторая его сторона представлена поэтому до- вольно расплывчато - ведь общество всегда имеет конкретно-исто- рически характер> [там же, с. II]. Отсюда вывод о необходимости раз- работки соответствующей методологии и теории для анализа взаимо- отношения и взаимосвязи человека и общества, отношений макросо- циального уровня для познания психической жизни людей одновре- менно как продукта и движущей силы функционирования и развития общества. При этом формулируются три принципиальных положения. Со- гласно одному из них, <существует, основанный на общепсихических законах изоморфизм микро- и макроуровней психики, ее функциони- рования в искусственно созданной и г естественной социальной ситу- ации, который имеет для социальнно-политической психологии гро- мадное эвристическое значение, поскольку позволяет в простых фак- тах найти ключ к пониманию более сложных явлений> [там же, с. 15]. Второе положение представляет собой призыв к отказу при анализе роли и места <психических явлений в жизни и развитии общества, в судьбах и <качестве жизни> образующих его людей> от укоренивше- гося в науке и общественном сознании жесткого противопоставления объективного и субъективного, социально-исторических обстоя- тельств, с одной стороны, человеческих мыслей, воли и поступков - с другой> [там же, с. 342]. Наконец, третье состоит в утверждении в качестве специфического для социально-политической психологии морального императива - принципа <ответственности человека за свое общественно-политичес- — 368 —
|