Потому неудивительно, что при том, что в обществе (и в сознании людей) уже появился новый тип длинных связей, ей сопутствует модель поддержки, основанная на традиционных "коротких" связях. Он выявляется в рассказах о взаимопомощи белорусов в Москве, в армии, в тылу: "Вчера я получил письмо от жены Ивана Черткова... Пишет, что со дня войны ничего не знает о муже. Какое бы было счастье, если бы я смог ей сообщить адрес" (72); "Мне присылал как-то письмо отец Басина. Я тогда ничего не знал о его сыне. А сегодня узнал, что он умер во время эвакуации... Если отец-старик об этом не знает, то, пожалуй, не стоит ему сейчас об этом говорить" (157); "Я тебе, кажется, писал о Пестраке <…> он еще был в своем изорванном и заношенном до дыр облачении. Говорят, сейчас его уже приодели" (224). И наконец, миростроительство в личном аспекте. Пример личных усилий проявляется в отсылках к собственной работе в газетах, в издательстве и т.д.: "Придется работать день и ночь. И сознание этого только радует" (12); "Готовлю статью для "Известий" о нашей газете, о партизанской борьбе в Белоруссии" (27); "Надо работать, больше пользы приносить" (104); "… уже скоро станет выходить армейская газета фронтовая на белорусском языке. Буду просить, чтобы и меня туда послали" (200). Самостроительство. В первую очередь, установка на самостроительство (т.е. на самосовершенствование личности) реализуется в нескольких вариациях. Самый яркий пример – приобщение к текстам культуры: "Слушал я на днях 7 симфонию Дм. Шостаковича, видел автора. Очень молодой, скромный человек" (30); "Сейчас я все свободное время, как только вырву минуту, отдаю "Войне и миру" (56); "Учора ўвечары ў філіале Вялікага Тэатру слухаў оперу "Дэман" (69); "Эти дни хожу на оперу и балет. Стараюсь вобрать все, что можно. Полнее душа становится" (73). Существует ли подобное приобщение в крестьянской культуре? Разумеется, да. В первую очередь, это приобщение к нормам (по которым "наших" отличают от "не-наших"): ведь нормы тоже являют собой своего рода текст, текст достойного и недостойного поведения. Кроме того, любой человек, живущий в традиционном обществе, приобщен к текстам мифа, ритуала и фольклора (песен, сказок, народного театра и т.д.). И наконец, уже упоминалось, что в конце XIX в. белорусский крестьянин читал книги: от Библии до приключений Ната Пинкертона. Однако все эти типы приобщения пассивны и, за исключением последнего, неосознанны или осознаны лишь отчасти: человек без долгих размышлений, а порой и просто "на автомате" принимает то, что дает ему культура. В эпоху Модерна человек начинает отстраивать свой внутренний мир и свою жизнь сознательно, и самостроительство становится внутренней необходимостью. Есть и другое отличие. Человек, обладающий традиционно-крестьянским менталитетом, не создает текстов культуры. Вернее, конечно же, создает (откуда в противном случае фольклор?), но не мыслит себя их творцом: вот почему в сказках так часты оговорки: "як людзі кажуць", "казалі людзі", "казалі старыя", "так Бог даў" и т.д. Человек (даже тот, кто самостоятельно слагает сказку) непременно нуждается в санкции авторитетов: Бог, люди, старики… Идея такова: я лишь пересказываю, и потому спрос с меня невелик. — 212 —
|