Мечтание и интерпретация

Переживание мечтания редко, если вообще может быть однозначно переведено в понимание того, что происходит в аналитических взаимоотношениях. Попытка немедленно интерпретативно использовать аффективное или идеаторное содержание аналитических мечтаний обычно ведет к поверхностным интер­претациям, в которых манифестное содержание рассматривается как взаи­мозаменяемое по отношению к латентному.

Использование аналитиком своих мечтаний требует терпения по отношению к переживаниям, возникающим случайно (adrift). Тот факт, что “течение” мечтания унесло аналитика в некое место, имеющее какую-то ценность для аналитического процесса, является обычно ретроспективным открытием и почти всегда неожиданно. Состояние дрейфа (adrift) нельзя произвольно прекратить. Аналитик должен быть способен закончить сеанс с чувством, что анализ находится в паузе, в лучшем случае это запятая в предложении. Аналитическое движение можно точнее описать как блуждание “по направлению к” (Coltart 1986, позаимствовано из Йитса), нежели как “прибытие в”. Такой род движения особенно важно выдерживать при обращении с мечтанием. Нельзя переоценивать ни отдельного мечтания, ни группы мечтаний, рассматривая это переживание как “королевскую дорогу” к ведущей переносно-противопереносной тревоге. Нужно дать возможность мечтаниям накапливать смысл без ощущения аналитиком или анализируемым давления, чтобы их немедленно использовать. Какой бы не терпящей отлагательств ни казалась ситуация, важно, чтобы аналитическая пара (по крайней мере, в какой-то степени) сохраняла ощущение, что у них есть “время, которое можно потерять”, что нет необходимости учитывать “ценность” каждого сеанса, каждой недели или каждого месяца, которые они могут провести вместе. Символизация (отчасти вербальная) обычно со временем развивается, если быть терпеливым и не форсировать ее (ср. Green 1987 и Lebovici 1987, в части обсуждения соотношений между мечтанием и вербальной символизацией). Форсированную символизацию почти всегда легко распознать по ее интеллектуализированному, формальному, умышленному характеру.

И наоборот, ни одно мечтание не следует отбрасывать как “собственные мелочи” аналитика, т.е. отражение его собственных неразрешенных конфликтов, его плохое состояние из-за текущих жизненных событий (сколь бы важными и реальными ни были эти события), его усталость, склонность погрузиться в себя и т.д. Важное событие в жизни аналитика, такое как хроническая болезнь ребенка, вписывается в различные контексты аналитических переживаний, относящихся к различным пациентам, и в результате становится другим “аналитическим объектом” (Bion 1962a, Green 1975) в каждом анализе. Например, работая с одним пациентом, аналитик может быть поглощен своим переживанием сильной беспомощности, вызванной неспособностью облегчить боль ребенку. В то время как с другим пациентом (или в другие моменты сеанса с тем же пациентом) он может быть почти целиком захвачен завистью к друзьям, чьи дети здоровы. Тогда как с третьим пациентом аналитик может быть переполнен ужасной печалью, представляя, как это будет — жить без ребенка.