Г-н G. несколько раз говорил мне, что испытывал жалость к своему брату, которому, он чувствовал, так и не нашлось места в семье. Однако только сам испытав безразличие к “лучшему”, предложенное мне г-ном G. (в своем превосходном образце эмоционально насыщенного эдипова сновидения), я полностью почувствовал, против чего г-н G. так неистово, бессловесно и бессильно протестовал в этом сне. Это было не просто протестом старшего брата, бунтующего против мысли о необходимости разделять внимание и любовь своей матери с новорожденным младенцем или против мысли, что этот младенец произведен на свет в результате сексуального союза и зрелого эмоционального и сексуального альянса его родителей, из которого он исключен и не имеет права голоса. Сейчас я живо и непосредственно хотел, чтобы это был протест г-на G. против безразличия к его попыткам бороться с тем, как она/я чувствовали себя безжизненными, деревянными, тупыми, неподвижными в наших действиях в качестве матери/аналитика. Я сказал г-ну G., что его описание своей неспособности быть услышанным во сне вызывает у меня вопрос, не чувствует ли он, что я так же туп по отношению к нему сегодня или на последних занятиях. (Если бы у меня было более специфическое ощущение или хотя бы предположение, на что пациент может реагировать, я бы включил его в свой комментарий.) Г-н G. сказал без паузы: “Ничего необычного не произошло. Вы вели себя по отношению ко мне как обычно”. Я сказал, что хотя он явно оценил мое постоянство, однако, произнеся “как обычно”, выразил предположение, что чувствует какой-то застой в том, что происходит между нами. Г-н G. ответил, что хотя и не планировал говорить мне об этом до своего возвращения (из недельного летнего отпуска, который должен был начаться через десять дней), он думает о завершении анализа в конце года. У меня возник сильный импульс придумать довод (выглядящий как интерпретация), чтобы убедить его отказаться от этой идеи/плана, в котором у меня не было права голоса. Мне пришло в голову, что г-н G. был беременным своим секретом о нежеланном анализе, в то время как я стал его ребенком, лишенным голоса. Однако эта идея показалась мне слишком формальной и только усилила мое смущение, связанное с импульсом предложить псевдоинтерпретацию в попытке удержать г-на G. Фантазийная плоская псевдоинтерпретация вызвала у меня воспоминание о разговоре, состоявшемся у меня был на той неделе с подрядчиком, которого я знал много лет и считал своим другом. Во время встречи с подрядчиком я не мог понять его душевное состояние. В течение нескольких недель он несколько раз давал обещания выполнить работу и постоянно не сдерживал их. У меня было странное чувство, что его слова не связаны ни с чем, кроме них самих, и в результате я стал задумываться, действительно ли я знаю его. Мысленно возвращаясь к нашему разговору, я начинал все больше тревожиться. — 63 —
|