В редкие мгновения рефлексии я приходил в себя и, вдумчиво относясь к собственным чувствам, думал: «Это не то, это не мое. Я вижу людей и нахожу смысл в хаосе, и я вбираю в себя их безумные части. Я пишу об этом, публикую об этом книги, а сейчас я должен отбросить все свое и делать лишь то, что говорит мне она!» В этом внутреннем диалоге мой нарциссизм был настолько вопиющим, даже для меня в тот момент, что я оказался способным и дальше сдерживаться и ничего не говорить. И все же эти сессии для меня означали реальную физическую боль. Теснота в груди становилась еще хуже, когда я исполнительно повторял ее слова, точно тогда, когда она просила меня об этом. Я страдал, но, казалось, она росла от такого опыта. Например, во время этой фазы нашей работы, «требование отзеркаливания» Наоми звучало так: «Мой сын сконцентрирован на том, чтобы похудеть, он зациклен на диетах, каждый день ходит в тренировочный зал, и жену его стало раздражать его поведение. Я сказала ему, что такая одержимость — серьезный симптом. Я помогу тебе. Ты пойдешь на терапию, и тебе помогут». Почувствовав требование похвалить Наоми, но и уважая собственную потребность сохранить хоть толику себя, я постарался бережливо расходовать богатую гамму своих реакций и 95 заметил, что она поступила замечательно. Наоми сделала паузу, чтобы обдумать мои слова, и эти несколько секунд показались долгими минутами, поскольку я уже знал, что не «сделал это правильно». Потом она объяснила, что хотела, чтобы я произнес: «Это бесподобно. Посмотри, ты так включилась, ты была с ним такой открытой, ты предложила свою помощь, заботилась о нем вовсю». Я замер, испугавшись, что она «попросит» меня повторить все это, но она посмотрела на меня и сказала: «Похоже, вы видите здесь что-то другое». «Да», — говорю я, — «похоже, в этом также есть определенная тревожность». На что она быстро отвечает: «Не хочу с этим иметь дела. Хочу заниматься лишь тем, что мне знакомо; я не хочу, чтобы мне пришлось размышлять о том, что вы могли почувствовать или что могло присутствовать в моем бессознательном. Пожалуйста, скажи- • те мне еще раз, как хорошо я поступила. Мне нужно услышать эти слова». После некоторой внутренней борьбы, преодолевая отвращение к подобному запросу, я все же решил подчиниться. Однако мне не совсем это удалось, потому что я начал словами: «Мне кажется столь странным, что вы не желаете знать, что может происходить внутри вас». И лишь после этого я смог добавить: «И конечно, я могу сказать вам, что вы очень хорошо поступили с сыном, вы действительно мужественно сказали ему точно то, что было вам известно, взяли ответственность таким хорошим способом». — 66 —
|