|
Черная Ночная Рубашка — символ ключевого переживания комплекса слияния: это контейнирование со стороны ригидной формы тонкого тела, защищающее от ужаса сепарации. Без Черной Ночной Рубашки, без «цепляния за все» Наоми, похоже, грозит полная дезинтеграция. Ужас Наоми перед сепарацией повлиял на ее способность вырабатывать свою позицию даже в самых очевидных, ясных ситуациях этической, моральной или логической определенности. Например, замечательно развив способности к доверию, она сформировала серьезные отношения с мужчиной, «Брюсом». Они уже собирались съехаться в одну квартиру и начать жить с общим бюджетом. Когда Брюс позвонил ей, «чтобы сказать, что он изначально неверно подсчитал свои расходы, и попросил Наоми увеличить ее долю вложений в общее хозяйство, она нашла этому рацио- 101 нальное объяснение, решив, что он просто тревожится. Он легко мог найти деньги, чтобы покрыть их изначальную договоренность, сказала она, и более того, их примерный общий бюджет по части расходов и так сильно уклонялся в сторону его потребностей. Но она была огорчена тем, как он с ней разговаривал, черствым тоном его голоса, когда он просил ее о деньгах. Я узнал обо всем этом несколько часов спустя после разговора Наоми с Брюсом, когда она пришла на сессию. Наоми сказала, что знает, что она переполнена эмоциями, и есть опасность, что она будет иррациональной, и что ей нужна помощь, чтобы решить, как ответить на просьбу Брюса. В моих заметках после этой сессии сказано: «Наоми записывает все, что я говорю, даже если я просто пытаюсь предложить возможные пути разговора с ним, чтобы не утратить связи. Однако она пишет, словно под диктовку; похоже, будто у нее нет ни своего голоса, ни своего мнения. Наоми прочитывает то, что записала: «Брюс, мы в этом участвуем оба, и мне хотелось бы обсудить тему денег», но затем, от себя, добавляет: «Я хотела бы платить меньше, потому что думаю, что это тест на твое принятие моей креативности». Когда Наоми это произнесла, я съежился — в ее словах вовсе не было близости и звучали они враждебно. Я снова попробовал: «Возможно, вы хотите удержать отношения, и объяснить то, что, как вы мне сказали, вы знаете — что он этичный человек, и ему сложно не выполнить то, за что он взялся». Она стала записывать это, слово в слово, словно бы я готовил для нее речь. Затем она прочла мне все снова, добавив: «Но у меня тоже есть потребности!» Последняя фраза была резкой, словно вооруженный выпад, прицепленный к предыдущему утверждению, полностью стирающий любое эмпатическое понимание, которого можно было бы добиться первой частью. — 70 —
|