|
В моей практике я не раз был свидетелем крайнего сопротивления анализируемых тому, чтобы во взаимодействии выявился подлинный масштаб столь мощного нарциссизма (возможно, причиной тому был стыд). Однако некоторые люди, подобно Наоми, находят в себе мужество отыгрывать свой крайний нарциссизм, чувствуя, что на меньшее они не согласны, что это могло бы помешать им стать теми, кто они есть. Они упорно добиваются своего, несмотря на унизительное осознание силы своей потребности быть увиденными так, что это полностью исключало бы потребности или реальность того человека, от которого требуют отзеркаливания. Чтобы разорвать мертвую хватку комплекса слияния, человек должен проделать долгий путь от той роли, в которой у него или у нее вовсе нет потребностей, к тому, чтобы осмелиться на скандальную демонстрацию своих нарциссических потребностей в столь примитивных формах. Тогда комплекс становится порталом, через который приходит новая самость. Наоми просила меня повторять ее же собственные слова, обращаясь к ней, не добавляя ничего от себя, и повторять их только тогда, когда она об этом попросит. Ее запрос было бы легче понять, скрывай она за ним ненависть ко мне, или будь она невероятной мазохисткой и само-деструктивной личностью. Но вместо того в своем настойчивом требовании, чтобы я повторял ее слова, она демонстрировала странную смесь сочувствия к себе, безжалостного контролирования меня и ранимости от риска высказывать такие требования. И все эти компоненты действовали одновременно, вот только «симфония» вовсе не была гармоничной. На этом этапе нашей совместной работы Наоми рассказывала мне истории, отражавшие ее потребности в отзерка-ливании в отношениях с друзьями или семьей. И часто я еле сдерживался, чтобы не воскликнуть: «И как вы могли такое сказать?» Но я ждал, слушал ее и, фактически, обнаружил, как важно было ей сказать то, что она говорила, и как важно ей было просить меня лишь повторять ее слова. Каким-то образом такими чрезмерными просьбами она успокаивала себя. Для Наоми это был прогресс, и она это знала. И хотя она чувс- 94 твовала унижение от подобного состояния, ее стремление к росту побеждало ее стыд. Когда Наоми впервые попросила меня повторить в точности то, что сказала она, подать реплику, словно я был актером в ее пьесе, я почувствовал желание прекратить терапию. У меня было побуждение отослать ее к кому-нибудь другому, кто станет работать с ней в подобном ключе. По ряду причин я сдержался. Наблюдая Наоми в течение столь многих лет, я не мог требовать резкого завершения и, даже невзирая на душевную боль, которую я испытывал, я все же любил ее и чувствовал, что она делает что-то такое, в чем нуждается. Однако мне хотелось прекратить пытку. На каждой сессии я собирался в течение еще одного часа «делать все абсолютно правильно», и всякий раз я чувствовал, что это будет мучительно. — 65 —
|