|
Наоми начала эту сессию словами о своем беспокойстве о том, сможет ли она связно изложить историю, которую собиралась мне рассказать. Это прозвучало так, словно бы она заботилась и о себе, и обо мне, вспоминая о тех многочисленных случаях, когда я ощущал фрагментированность и внутреннюю пустоту и до меня доходили лишь осколки и обрывки того, что она говорила. Подобная прелюдия помогла нам начать воспринимать поле, в котором в воображении я мог видеть Наоми одновременно и воплощенной, и уходящей от контакта, словно бы она убегала от собственного тела. Мое же тело начало изводить меня, мне стало тесно, появилась головная боль — вещь весьма для меня редкая. Я стал испытывать знакомое ощущение бессмысленности и омертвелости, как наблюдатель, лишенный подлинного контакта с Наоми. Однако на этой сессии мне странным образом было 91 сложно не говорить, не задавать вопросов о предметах, ничего общего не имевших с темой беседы. Совершенно очевидно, что я не пребывал в ясном состоянии сознания, а меня вело некое состояние транса, из которого меня, словно встряхнув, вытащила Наоми своей поразительной реакцией: «Боже ты мой, да что вы такое несете?» Налаженный таким способом контакт открыл двери субъект-объектному уровню отношений: ее нарциссический пузырь начал растворяться. Внезапно я почувствовал ее глубокую приверженность поиску сути нашего столкновения. Чувство доверия заменило потребность обвинять или защищаться, и я смог задать вопрос которого раньше никогда не произносил: «Что же такое возникает между нами, когда мы вот так сидим вместе?» К моему удивлению, она ответила сразу же после краткого размышления: «Вы как моя мама. Я тянусь вперед, и на мгновение она там, и вот ее уже нет». Она сказала, что чувствует себя в состоянии крайней депривации. Я тоже почувствовал себя лишенным связи и хоть каких-нибудь чувств, которые освободили бы меня от боли и смятения. Когда я признался в этом Наоми, она удивилась, поскольку и вообразить не могла, что может действовать на меня подобным образом. Поле между нами колебалось между чувс-твами только что открытой подлинной связи и уходом в себя, причем каждое из состояний аннулировало память о предыдущем. Мы согласились на том, что оба переживаем эти противоположные состояния. Было важным, что подобные состояния ума оказались нашими — что это не была лишь проективная идентификация Наоми, и что этот хаос был также и моим хаосом, живущим в пространстве между нами. Хаос, ничто и тяга в пустоту были нашим положением, а не чем-то, что мы делали друг другу. — 63 —
|