Сейчас мы поняли, что Филипп жил в двух весьма раздельных состояниях. С одной стороны, он полностью идентифицировался с материнской тревогой и печалью. Ее печаль была особенно невыносимой, это он помнил еще из детства. С другой стороны, он мог то и дело разъяриться, набрасываясь на всякого, кто не точно воспроизводил то, что он сказал или в чем нуждался, будь то водитель такси или друг. В то время я решил интерпретировать это как ярость Филиппа на мать за ее насилие над ним и редкое, если оно вооб- 159 ще было, отзеркаливание его. В большинстве его воспоминаний она оставляла его ради ее собственной активной социальной жизни. Припадки ярости, которые он испытывал в детстве, хотя еще и не полностью возродились в памяти, стали сейчас более осмысленными для него, как будто формировался миф о его де- тстве, наделенный смыслом. Метафора о том, что его «не видят» или «не отражают» была полезна для Филиппа, и он мог уви- деть, как этот нарциссический ущерб приводит к его взрывному гневу. Так он смог начать чувствовать, как оба состояния — ин- тенсивная идентификация и переполняющая, дистанцирован- ная ярость — были активны в его отношениях с матерью. Чтобы помочь Филиппу получить более ясное ощуще-ние оппозиции его комплекса слияния, я показал ему фигуру «утки-кролика». Он мог ощущать полную идентификацию или абсолютную ярость, но не мог удержать оба этих состояния одновременно. Они образовывали уровень несовместимых, истинных противоречий. Это была область безумия, которую пытались подавить суррогатные кожи пассивной фантазии и другие способы диссоциации, такие как курение и употребление марихуаны. По мере того, как его комплекс слияния становился более сознательным, Филипп начал по-другому воспринимать мать. С одной стороны, он видел и чувствовал ее безумие в постоянном противоречии ее самой себе и в конфликте анти-миров. Он был свидетелем ее депрессии и тревоги. С другой стороны, он чувствовал и ее любовь к нему, и свою любовь к ней. Эти оппозиции не были расщеплены: он мог чувствовать и то, и другое одновременно и, таким образом, они не были частью сумасшедшего мира, требовавшими радикальной защиты. Это были два аспекта его матери и его реакции. В каком-то смысле впервые начали формироваться целостные объектные отношения. Филипп также в большей степени переживал безумную структуру, прикрываемую комплексом слияния, и эти переживания, особенно ощущения страха, тревоги и ограниченности перед лицом его безумия были жизненно важными факторами его исцеления. Тем временем, живопись Филиппа становилась все лучше как по качеству, так и по количеству. Он еще не совсем оправился, но было ясно, что позитивный целительный процесс уже проявляется. — 115 —
|