|
Бланке, вопреки традиции, полагает, что между видением и образом Троицы нет никакой связи. Мне кажется, что этот скептицизм зашел слищком далеко. Должно быть, ин терес брата к образу круга имел основание. Ведь подобны видения зачастую вызывают растерянность и замешательст во («сердце, разрывающееся на куски»). Опыт учит, что «волшебный круг», мандала — с давни пор используется как противоядие для хаотических состоя ний духа. Совершенно ясно, почему символ круга так зах ватил брата. Во всяком' случае, толкование ужасного видения как переживание Бога вряд ли является ошибочным. По внутренним же психологическим причинам связь между большим видением и саксонским образом Троицы и соответственно символом круга кажется мне очень правдоподобной. Это, без сомнения, вызывающее ужас видение, лишенное к тому же догматического руководства и экзотерического1 комментария, взорвалось в религиозном мировоззрении брата, и вполне естественно, что потребовалась длительная регулятивная работа для того, чтобы упорядочить душу, восстановить ее целостность, а вместе с тем и нарушенное равновесие. Толкование этого видения исходило из непоколебимой догмы, которая тогда выказала свою ассимилирующую силу, спасительно превратив страшного Живаго в прекрасную образность Троицы. Да и толкование, видимо, могло исходить из совершенно другого основания указанного видения (с его жуткой фактичностью); иное толкование могло бы повредить христианскому принятию Бога и, без сомнения, еще больше самому брату, который в таком случае стал бы не святым, а, напротив, еретиком (если не больным) и, чего доброго, закончил бы свою жизнь на костре. Этот пример показывает необходимость догматического символа: он выражает дос тупным человеческому пониманию образом сильное, равно как и решительно-опасное душевное переживание (ко торое из-за своего могущества по праву называется «боже· 'Экзотерический (греч.) — направленный вовне, раскрываю щий; в данном случае — разъясняющий многим. — Примеч. ред. 00 архетипах пимективного бессизншпьльноги 257 ственным опытом»), существенно не искажая при этом объем переживаемого и не причиняя вреда его первостепенному значению. Вид божественного гнева, который в известном смысле встречается и у Я. Беме, плохо соединяется с новозаветным Богом, любящим небесным отцом, отчего, вероятно, легко может превратиться в источник внутреннего конфликта. Последний соответствовал духу времени — концу XV столетия, времени Н. Кузаиского, который при помощи формулы «соединение противоположностей» намеревался предвосхитить угрожающий раскол. Немного погодя ветхозаветный образ Бога испытал ряд обновлений в протестантизме. Понятие Бога-Яхве содержит в себе неразделимые противоположности. Брат Клаус, оставив дом и семью (долго жил в одиночестве и предавался мрачным размышлениям), оказался как бы вне обычая и традиции, поэтому с ним случилось нечто удивительное и ужасное из праопыта. В этой ситуации догматический образ божества, совершенствуемый в течение многих столетий, подействовал на него спасительно как цепебный напиток. Он помог ему ассимилировать фатальное вторжение архетипичного образа и вместе с тем избежать внутреннего распада. Ангелиус Силезиус оказался не настолько счастливым; внутренний конфликт разорвал его, потому что к его времени прочность церкви, гарантирующей догму, была уже подорвана. — 185 —
|