|
С другой стороны, психотерапия развивается в постоянной конфронтации с медициной, клинической психиатрией в частности. Нет сомнения, что история психотерапии может быть описана как история постоянного “бегства” из медицины. Медицинская парадигма, естественно, представляет собой крайний вариант редукционистского подхода. Вначале психоанализу, а потом и многим другим терапиям, особенно же экзистенциально-гуманистического толка, стало тесно в узком, предельно биологизированном мире, границы которого очерчены рамками медицинского подхода. Конечно, ни так называемая “природа человека” вообще, ни проблемы формирования патологических феноменов не могут быть “интересно” описаны в рамках медицинского дискурса, хотя биологическая парадигма, конечно, должна приниматься во внимание, но в более широком контексте. Мы не знаем, насколько более эффективны терапии, построенные на теориях “большого жизненного пространства”, при этом, однако, совершенно ясно, что они обладают существенно большей привлекательностью, чем те, которые заключают человека в пространство, искалеченное биологической или какой-нибудь еще редукцией. В любой полемике сторонник теории, где пространство пациента обладает большим целым — мир, экзистенция и т. д., — побьет, как захочет, узколобого “медика”. Здесь привлекает неэффективность, но иллюзия “богатства”. Более того, без большого труда он представит дело так, что важнейшая часть любой достойной терапевтической стратегии построена на представлениях о расширении экзистенциального пространства пациента. Такого рода теоретический ход может служить терапевтической метафорой. Так например, мы можем объяснять пациенту неадекватность его собственного, зачастую ограниченно-медицинского понимания сущности страдания. Само по себе открытие возможности экзистенциального или психодинамического истолкования может привести к определенному терапевтическому сдвигу. Механизм такого результата будет увязан именно с расширением экзистенциального пространства пациента, с обогащением картины мира и т. д. Говоря о “целом” пациента, мы не можем в качестве предмета анализа взять, например, “личность”, ибо далеко не все школьные концепции рассматривают пациента именно так. Ясно, что, например, поведенческая или когнитивная терапия вряд ли имеют в виду клиента как личность в собственном смысле этого слова. Мы не можем, с другой стороны, вести здесь речь о “системе”, ибо далеко не во всех психотерапиях подразумевается полноценный системный подход. Нам представляется более целесообразным говорить о “целом” в том же смысле, который придавал ему М. М. Бахтин, когда говорил о целом литературного героя (М. М. Бахтин, 1979). Каждое направление располагает своей концепцией целого. Так, это может быть в зависимости от школы психика, поведение, личность, экзистенция, семья. — 89 —
|