|
Я и Оно, самоактуализации, конфронтации архетипов с Самостью и т. д. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что вербовка в текстах такого рода носит более явный характер. Описания сложных приемов намного легче создают ощущение терапевтической потентности, чем этиопатогенетические спекуляции. Уже сейчас, на пике новой, технологически ориентированной “интеллектуальной моды” становится все труднее привлекать читателя даже очень интересными построениями, вроде подавленной сексуальности, стремления к смыслу или даже “влияния иных миров”. Становится все более ясно, что новые методы, если они, конечно, появятся, будут в большей степени технологически ориентированными. Итак, в чем же роль психотерапевтической техники внутри школы и в условиях множественности школ? Если теории личности обнаруживают отчетливую тенденцию к тому, чтобы быть “интересными”, то задача техники — соблазнять другими факторами. Техника, как дело более рутинно-обыденное, обращено к самому пациенту в значительно большей степени, чем теория. Техника — это, та часть психотерапии, которая непосредственно предъявляется пациенту с тем, чтобы вовлечь в данную терапию. Точно так же как и пациент, соблазнению через обучающий анализ или тренинг подвергается и терапевт. Этой важнейшей задаче соблазнения посвящена не в последнюю очередь гедонистическая составляющая терапевтической акции, та часть, которая посвящена проблемам изменения состояния сознания. Вкратце напомним о “гедонистическом” в психотерапии (см. I гл.). Как известно, история психотерапии началась с гипноза, который построен, помимо всего прочего, на стратегии получения пациентом максимального удовольствия от процедуры. Техники самовнушения, саморегуляции, аутогенная тренировка начинаются тоже с приобщения к трансовым радостям. В сущности, о какой бы терапии речь ни шла, она так или иначе строится на том, что обыденно-рутинный мир повседневности противопоставляется карнавально-игровой психотерапевтической ситуации. В этой ситуации не действуют те правила и запреты, которые конституируют повседневность (и формируют тем самым “психопатологию обыденной жизни”). Внутри границ психотерапевтического пространства происходит то, в чем нам отказано за его пределами. Можно говорить о том, о чем в другой ситуации говорить нельзя, и также, да, собственно, зачастую и делать что-нибудь такое, а это тоже имеет непосредственное отношение к “удовольствию от терапии”. Так что, хотя аналитическая терапия и не так явно ориентирована на “релаксацию”, — 169 —
|