|
Конечно, позитивный идеал может возникнуть только в доктринально расширенных концепциях. Узкотерапевтическая “лекарская” установка, безусловно, может быть только негативно-идеальной. Позитивные идеалы появляются, только когда идеологическое честолюбие превращает просто “доктора” или просто “консультанта” в “практического философа”. Любой психотерапевт живет на фоне борьбы между своими внутренними инстанциями, обозначим их “философ” и “лекарь”. Эта борьба неизбежно отражается и на концепции идеала. Для “философа”, что и понятно, не столь важен наглядный терапевтический эффект в виде, к примеру, исчезновения симптома, сколько идеологическое соблазнение — обращение клиента к новым ценностям, конструирование мировоззренческого сдвига. Полная победа над симптомом — дело зачастую трудное, а то и вовсе невыполнимое, в то время как идеологическое обращение, которое тоже может быть весьма трудоемким, не требует, однако, особой наглядности. Ясно, что при таком раскладе очень удобно ориентироваться на позитивный идеал, главное в котором — новое мировоззрение. Такая постановка вопроса делает возможным разговор об “идеале с изъяном”, то есть новое отношение к ценностям не исключает сохранения неких патологических проявлений, особенно же в отдельных случаях, когда с болезненными явлениями нелегко справиться. Идеал, помимо всего прочего заставляет нас вспомнить о проблемах так называемой психической нормы, “душевного здоровья” и т. п. Как известно, существует традиция противопоставлять так называемую медицинскую норму личностной. Медицинская норма как цель терапии в значительной степени совпадает с негативным идеалом. Концепция же личностной нормы предполагает допустимость сохранения клинической симптоматики. Симптомы, если примириться с тем, что придется их терпеть, при таком раскладе, разумеется, будут занимать намного меньшее экзистенциальное пространство. В контексте новых ценностей, усвоенных в ходе терапии, конечно, допустим именно “идеал с изъяном”. Само упоминание об изъяне в этой связи делает концепцию идеала намного более интересной, чем в случае разговора о “безупречном” идеале. Картина идеала, в сущности, также скучна и непривлекательна, как любое описание утопии. Главный недостаток любой утопии, как известно, отсутствие внутренней “драматургии” — вполне может сказаться и в концепции идеала, если сочиняющий теорию терапевт пожелает описать некий идеальный образ, к которому он стремится в своей терапевтической деятельности. “Идеал с изъяном” желателен еще по одной причине. Если мы описываем некие личностные черты, к обретению которых мы ведем клиента, то, ясное дело, это ко многому обязывает и терапевта, работающего в этих парадигмальных рамках. То есть приходится хоть в какой-то степени описанным “идеальным” чертам соответствовать. Что и говорить, терапевт, существо грешное, слабое, подверженное невротическим бедам зачастую даже в большей степени, чем клиент, нуждается в надежных отходных путях в случае несоответствия собственных достоинств декларированным идеалам. — 164 —
|