|
История психотерапии отчасти может быть представлена как история преодоления рационально-разъяснительных тенденций эмоционально-иррациональными. Позднейшие тенденции культивирования форсированного эмоционального отреагирования, повышенного внимания к “телесности”, к “здесь и сейчас”, и связанное с этим агрессивное отношение к “bullshit’у aboutism’а” привели к тому, что обвинение в “рационализме” превратилось в диффамационный стереотип и стало рутинным в полемической практике. Морфология психотерапевтической ситуации развивалась в направлении подавления, преодоления гносеологической метафоры. Она не уходит совсем в никуда, но оттесняется на периферию. “Познание”, проработка понятных связей, или “причин и следствий” остается важной частью процедуры. Вытеснение всего этого оказалось столь нетерпимо-вызывающим, что привело к ответному появлению и интенсивному развитию когнитивного направления. Необходимо понимать, что рационально-гносеологический элемент необходим в любой терапии. Как можно поставить дело так, чтобы в процессе терапии вовсе не пришло некоего нового понимания чего-то ранее непонимаемого? Невозможно представить себе стратегию, полностью лишенную когнитивно-познавательного компонента. Плохо, собственно, тогда, когда только этим все и ограничивается и когда когнитивный элемент ничем не скрыт. Возможностей для улучшения образа терапевта здесь открывается немало. Наличие загадки или заблуждения (чаще всего эти вещи имеют место одновременно) дает повод продемонстрировать интеллектуальную сноровку, мощь сообразительности. Сноровистый терапевт, отгадывающий сложные психологические ребусы, раскрывающий пациенту-простецу глаза на его заблуждения и наивность, — исключительно привлекательная фигура. Итак, концепция дефекта помещается в пространстве между целым и разорванным, полным и неполным, ясным и скрытым, своим и чужим. Она связана винкционными нитями со всем, с чем только пожелает связать ее автор теории. Но вот теперь мы располагаем теорией того, с чем мы имеем дело, остается только разобраться, что же нам с этим делать. Если до сих пор мы занимались преимущественно тем, что мы видим перед собой, исследуя наших пациентов, то теперь мы от созерцания переходим почти к действию. Почти — ибо обсуждаемый здесь концепт рефекции (refectio (лат.) — обновление, ремонт) намечает только умозрительный проект терапевтической акции, в то время как конкретные технические предписания не уточняются. Важно отметить, что все концепты этой главы, обсуждавшиеся выше, относятся к сфере метапсихологии. В них речь собственно о терапевтическом процессе не идет. Мы описывали некое поле препятствий, разбирались с тем, как оно возникло. По ходу обсуждения нам стало ясно, что создавалось оно и развивалось не в последнюю очередь под влиянием интересов терапевта. — 159 —
|